Морская политика России 80-х годов XIX века - [135]

Управляющий Морским министерством в первую очередь постарался обосновать необходимость сосредоточения главных сил флота в Моонзунде. Вместе с тем, он писал, что «не должно отказываться навсегда от более внешнего порта. В план действий наших может входить намерение атаковать готовимый Германией десант в ее водах. Для этого нам нужно находиться вблизи к ним, и как продолжительное крейсерство с паровыми судами невозможно, то удобно иметь близкий к Пруссии пункт, в котором готовые силы наши могли бы стоять до первого извещения. Соображение это приводит к устройству на Курляндском берегу стоянки в защите от ветров. Нет сомнения, что для этой цели нужно избрать Либаву, где многое уже сделано и остается устроить только волнолом»[813].

Такие вопросы, как снабжение упомянутых судов, ремонт их после боя, особенно зимой, когда Кронштадт и Моонзунд скованы льдом, медицинская помощь больным и раненным морякам, адмиралом не затрагивались, быть может потому, что подразумевали создание соответствующих учреждений, выходивших за рамки оборудования простой стоянки, достаточность коей доказывал И.А. Шестаков. Записка же Н.Н. Обручева содержала лишь общие соображения об укреплении Либавы и Риги и содействии флота обороне берегов. По обсуждении записок, члены Комиссии признали, что строительство крепости в Либаве имеет существенное значение для прикрытия правого фланга российских войск от обходного маневра неприятеля и согласились с необходимостью для флота незамерзающего порта. Однако для окончательного выяснения вопросов о возможной численности германского десанта, сроках его подготовки и переброски, а также вероятном месте высадки, от которых зависел выбор пункта под будущую военно-морскую базу и размеры Либавской крепости, они решили создать субкомиссию, поручив руководство ею Н.М. Чихачеву.

Тем временем подошел срок очередного заседания Совещания под председательством Алексея Александровича. 7 мая его участники собрались, чтобы ознакомиться с подготовленной Главным штабом запиской по проекту обороны Моонзунда. Работавшие над ней Н.Н. Обручев и генерал-майоры П.А. Крыжановский, Л.Л. Кирпичев, Д.С. Заботкин, Л.А. Майер и А.А. Боголюбов утверждали, что сотня орудий, назначаемая Г.И. Бобриковым на защиту Вормсского и Вердерского проливов, для достижения этой цели будет недостаточна. Удовлетворить ей может только крепость с 286 орудиями, считая 20 запасных, и гарнизоном в девять батальонов пехоты, два батальона крепостной артиллерии и две роты саперов. Поэтому вместо 12 740 000 руб., исчисленных в проекте Г.И. Бобрикова, потребуется около 19 382 000 руб. единовременных расходов и по 540 190 руб. ежегодных ассигнований на содержание гарнизона[814]. Однако и в таком виде оборона не станет вполне надежной, ибо под угрозой захвата останутся Домеснесский и Соэльский проходы. В итоге авторы записки делали вывод, что «все жертвы для усовершенствования Моонзунда малопроизводительны».

Зачитанная А.А. Боголюбовым, записка произвела определенное впечатление на слушателей, особенно на И.А. Вышнеградского. Стараясь отвлечь их, И.А. Шестаков заговорил о возможности успешной обороны островов с помощью флота и при меньшем количестве береговых орудий. Его поддержал председательствующий, отмахнувшийся от доводов А.А. Боголюбова, высказавшего мысль об относительной простоте блокады проливов постановкой минных заграждений, и от замечаний Н.Н.Обручева об угрозе 70-тысячного десанта на Курляндское побережье. Сторонники Либавы остались в меньшинстве, поэтому Совещание постановило эту гавань «предоставить исключительно для потребностей торговли».

Однако торжество управляющего было не полным: при особом мнении остался П.С. Ванновский, предложивший, ввиду значительных затрат на крепость и порт в Моонзунде, превышавших 35 млн руб., укрепить Балтийский порт. И.А. Вышнеградский же заявил, что «в настоящее время свободных сумм не имеется, и нельзя предвидеть, могут ли получиться такие суммы в ближайшем будущем, поэтому расход на устройство морской станции в Моонзунде должен быть отнесен к расходам чрезвычайным, покрытие которых при современном состоянии финансов империи представляется делом трудным, если не совсем невозможным», в силу чего вопрос подлежит усмотрению Александра III[815].

Генерал-адмирал так и поступил, распорядившись указать в постановлении на неотложность дела. Царю, вынужденному полагаться на мнение специалистов, ничего не оставалось, как отметив с недоумением, что в журнале второго заседания «о Либаве ничего нет», все же повелеть министру финансов отыскать средства для начала моонзундских работ с 1889 года, распределив их таким образом, чтобы ежегодно отпускалось от 1,5 до 2 млн руб[816].

Для подготовки к изысканиям в архипелаге 22 мая в Ригу, Пернов (Пярну) и Гапсаль (Хаапсалу) отправился произведенный в полковники И.Г. Мак-Дональд. Инженер конечно не подозревал, что в этот самый день на страницах дневника И.А. Шестакова появилась запись: «Военный министр, получивши на пять лет 40 с лишком миллионов и проведя свой проект об увеличении общей службы с уменьшением действительной, махнул на общие для обоих оружий вопросы и ставит теперь преграды нашим планам косвенно. Оберегая вымаклаченные деньги, он стращает расходами по укреплению Моонзундской позиции и советует, вопреки прежним собственным уверениям, что флот нужен для устранения высадки в Курляндию или Ригу, отодвинуть его, дешевизны ради, в Балтийский порт. Совещания, очевидно, хотят привести ни к чему и вопрос о порте оставить открытым. Единства в стремлениях у нас быть не может, и, кажется, придется действовать эгоистически. Моонзунд так восток, что я готов склониться к Балтийскому порту, несмотря на то, что его легче блокировать. Зато он положительно незамерзаем и соединен с ресурсами империи железною дорогою»