Морская политика России 80-х годов XIX века - [108]

Полагая важным, отбросив «всякую мысль о дальнейших приобретениях… направить твердо, неизменно и деятельно восточную политику нашу к прочным мирным отношениям с непосредственными соседями», адмирал высказался в пользу повышения статуса Азиатского департамента Министерства иностранныхных дел, с назначением его директора товарищем министра. Он настаивал на замене иностранцев, служивших консулами «в портах Китая и Японии, в голландских и испанских колониях» российскими подданными и на тесной связи дипломатических агентов с Приамурским генерал-губернатором и командующим Тихоокеанской эскадрой. Обратившись к «любимому вопросу наших безответственных политиков — Порту Лазарева», И.А. Шестаков решительно отверг предложение занять его, но вместе с тем назвал желательным учреждение на острове Гончарова угольной станции, способной «служить продовольственным складом для армии, двигающейся вдоль берега».

Управляющий доказывал, что «всякая политика, чтобы быть действительной, должна опираться на военную силу. В данном случае опора может быть выказана, в мирное время, только морскими средствами. Поэтому Морское ведомство должно быть главным пособником Министерства иностранных дел … содержа в восточных водах значительную эскадру». «Необходимо возвести командование там до вице-адмиральского и иметь не менее двенадцати боевых судов, жертвуя отчасти станциею Средиземного моря, которая не может помочь нам ни в каком случае», — писал он[677].

По его расчетам на увеличение эскадры и еще один, восьмой ежегодный рейс пароходов Добровольного флота на Дальний Восток требовалось около 600 тыс. pyб., но адмирал обещал изыскать их в нормальном бюджете, упразднив главное командирство во Владивостоке, сократив до минимума Сибирскую флотилию и ограничив местное адмиралтейство «размерами, нужными для исправлений Тихоокеанской эскадры».

Такой подход, вполне объяснимый желанием в короткое время и ценой малых издержек обзавестись более внушительным инструментом внешней политики, таил в себе зерно будущих затруднений, способных свести на нет эффективность этого инструмента при сколько-нибудь серьезном вооруженном столкновении. Ведь сокращение флотилии, обеспечивавшей львиную долю казенных перевозок между отечественными гаванями Тихого океана, грозило замедлением подготовки к их обороне, сложностями при перевозке и снабжении войск. Недостаточное же число канонерских лодок снижало возможности защиты как российских интересов в Китае, так и собственного побережья. Ограничение производственных мощностей владивостокского адмиралтейства потребностями ремонта дюжины кораблей неизбежно становилось помехой в поддержании должной боеспособности эскадры даже при незначительном увеличении ее численности. Однако в тот момент противоречие между размашистой политической и куцей финансовой частями выдвигаемых планов никого не насторожило.

Через день, 2 ноября, Александр III вернул И.А. Шестакову записку со своими пометками, а на следующий день, во время доклада, как отмечал управляющий, «особенно налегал на верность взгляда моего на счет азиатской политики что не раз занимало его. Записку велено послать Ванновскому, Толстому, Островскому, Гирсу и, по моему предложению, Абаза»[678]. Последнего адмирал «ввел как звено с Бунге», надеясь, что, будучи государственным человеком, А.А. Абаза «решит, важен ли вопрос, и раз это решивши, уже труднее ему будет стоять за экономическую сторону. Между тем, он будет польщен участием в совете»[679].

Заседание Особого совещания по рассмотрению всеподданнейшей записку управляющего Морским министерством, под председательством великого князя Алексея Александровича, с участием министра внутренних дел Д.А. Толстого, председателя Департамента государственной экономии А.А. Абаза, министра государственных имуществ М.Н. Островского, Н.К. Гирса, П.С. Ванновского, И.А. Шестакова и А.Н. Корфа состоялось 30 ноября 1886 года.

Рассматривая вопросы в соответствии с программой, подготовленной ГМШ, участники совещания «единогласно высказались в пользу Владивостока и решения не разбрасываться и не искать никаких других пунктов для устройства порта». Затем они постановили «всех переселенцев, прибывающих в Приморскую область морем … водворять в районе треугольника Ханка — Посьет — Преображенье», снарядить экспедицию «для изыскания месторождений каменного угля, по возможности ближе к Владивостоку», и приступить к их разработке используя труд каторжников. Решено было отказаться от регулярного крейсерства военного корабля в Беринговом море, посылая его туда лишь время от времени, и, кроме того, приобрести для Добровольного флота специальный пароход, который совершал бы по два рейса к берегам Камчатки каждую навигацию. Министры также признали неотложным устройство «надежного пути от Владивостока до Хабаровки».

При обсуждении внешнеполитических вопросов, И.А. Шестаков весьма критически отозвался о личном составе дипломатических представителей России на Дальнем Востоке, приписывая им робость и пассивность, что вызвало возражения Н.К. Гирса. Судя по проекту журнала совещания, никто из министров И.А. Шестакова не поддержал, и, как отметил в своем дневнике В.Н. Ламздорф, «вопрос о выделении всех восточных дел из общей политики и учреждение чего-то вроде автономного управления в ведении начальника Азиатского департамента даже и не обсуждается»