Маховик во мне слегка ускоряется.
И пароход приближается, потому что ему положено приближаться, несомненно.
А не так, чтоб я видел, что он продвинулся, сократив расстояние.
В моем сознании он уже видимо возле
Всей протяженностью линий своих иллюминаторов,
И во мне все дрожит, вся плоть и вся кожа
Из-за того создания, которое никогда не приплывет ни на каком корабле,
И я сегодня пришел ждать на причал, повинуясь некоему распоряжению.
Суда, что заходят в гавань.
Суда, что отправляются из порта.
Суда, что проплывают вдали.
(Себя-представляю смотрящим-на-них с пустынного берега.)
Все эти мыслимые суда, вот-вот готовые отплыть,
Все эти суда меня трогают так, как будто они нечто другое,
А не всего лишь корабли, корабли, которые приходят и отходят.
А если смотреть на корабли вблизи, даже если на них не садиться,
Смотреть снизу, из шлюпок — высокие стены из стального листа,
Смотреть внутрь, сквозь каюты, салоны, трапы,
Обоняя близкие мачты, заостренные в высоту,
Задевая канаты, спускаясь по неудобным трапам,
Вдыхая все это слоеной смесью металла и моря,
Корабли вблизи — они и другие, и те же,
В них одиночество то же, и томление то же, но по-другому.
Вся жизнь морская! всё в морской жизни!
Все это тонкое искушение проникает в кровь,
И я погружаюсь в неопределимо-неопределенное плавание.
О линии дальних берегов, растянутые по горизонту!
О мысы, острова, песчаные пляжи!
Моменты морского одиночества, как в Тихом океане,
Прописная истина, усвоенная в школе,
Что это самый большой океан, ощутимо давит на нервы,
И мир, и вкус вещей внутри нас обращаются в пустыню!
Более обитаемая, более запятнанная протяженность Атлантики!
О Индийский, самый загадочный из всех океанов!
О Средиземное море, сладкая, без малейшей тайны, классика, море, чтобы биться о
Белые статуи на променадах с ароматами ближних садов!
Все моря, все проливы, все заливы, все бухты!
Я хотел бы прижать вас к груди, в себе ощутить вас и умереть!
А вы, мореходные вещи, мои старые снов игрушки!
Вне меня составьте то-что-я внутри!
Кили, мачты и паруса, штурвалы, карданные валы,
Трубы, винты, марсы, вымпелы,
Тросы, люки, котлы, коллекторы, клапаны,
Я попадал из себя грудами, как попало,
Беспорядочным содержимым ящика стола, вываленного на пол.
Да будьте сокровищем моей лихорадочной алчности!
Да будьте плодами с дерева моего воображения!
Бойтесь моих песен, крови в венах моего ума!
Пусть будет вашей эстетикой моя с внешним миром связь!
Оснастите меня образами, метафорами, словами,
Ведь по-настоящему, на самом деле, дословно
Мои ощущения — корабль с килем в воздух,
Мое воображение — якорь, наполовину погруженный в воду,
Мое томление — сломанное весло,
Мои нервные ткани — сеть, разложенная сушиться на берегу.
Только один вдруг на реке гудок.
Содрогается тут же твердь моей психики.
Ускоряется и ускоряется во мне маховик.
О пароходы, мореплаватели, неизвестность-места-конца
Имярека-такого-то, моряка, нашего приятеля!
О славное известие — тот, кто был с нами рядом,
Погиб, утонув у какого-то острова в Тихом океане!
Мы, знавшие его, будем всем рассказывать об этом
С законной гордостью, с тайной уверенностью,
Что в этом может быть больше значимого и прекрасного,
Чем просто упустить проплывающий корабль
И пойти ко дну оттого, что вода набралась в легкие!
О пароходы, сухогрузы, парусники!
В морях — да что это я! — парусники все реже и реже!
И я, приверженец современной цивилизации, я, обожающий механизмы,
Я, инженер, я, образованный, я, учившийся за границей,
Хотел бы видеть лишь парусники и деревянные корабли
И из всех морских жизней знать лишь старинную жизнь морей!
Ведь моря в старину — это Абсолютное Расстояние,
Чистая Даль, свободная от груза Действительности…
О, как тут все напоминает мне эту лучшую жизнь,
И эти моря, большие, ведь плавали в них медленно.
И эти моря, загадочные, ведь знали о них меньше.
Всякий вдали дымок приближается парусником.
Всякий корабль, различимый сейчас вдали, — кораблем из прошлого рядом.
Все моряки на горизонте, невидимые на борту,
Это моряки старинных времен, видимые,
Времен парусных и медленных, времен опасных плаваний,
Времен дерева и брезента многомесячных путешествий.
Мало-помалу я впадаю в горячку морских вещей,
В меня проникает причал телесно и то, что на нем,
Поверх моих ощущений скачет шум Тахо,
И я начинаю грезить, заворачиваясь в грезы воды,
Приводные ремни моей души понемногу притираются,
И размах маховика меня встряхивает, явно.
Призывом воды ко мне,
Призывом моря ко мне,
Призывом ко мне дали, во весь свой телесный голос,
Морские времена, все превращенные в прошлое, призывом.
Ты, английский моряк, друг мой Джим Барнс, именно ты
Обучил меня этому старому английскому кличу,
Который пагубно сосредоточивает
В столь сложных душах, как моя,
Смутный призыв воды,
Нераскрытый невоплощенный голос морских вещей,
Кораблекрушений, длительных плаваний, опасных переходов.
Этот твой крик английский, в моей крови ставший всеобщим,
Непохожий по форме на крик, вне человеческих очертаний голоса,
Этот ужасный крик, кажется, звучит
Внутри некой пещеры, у которой сводом небо,
И будто бы говорит обо всем зловещем,
Что может случиться в Дали, в Море, Ночью.
(Ты обычно представлял, что окликаешь шхуну,
