Морская Дама - [16]

— Конечно, мэм, — ответила Паркер, словно хотела сказать: «Как всегда».

— Прежде всего, мы не хотим, чтобы прислуга…

— То есть младшая прислуга? Конечно, мэм.

— Значит, вы понимаете? — спросила миссис Бантинг, снова подняв глаза и посмотрев на Паркер.

— Безусловно, мэм, — ответила Паркер, не шевельнув бровью, и они перешли к обсуждению условий. «Все обошлось в высшей степени удовлетворительно», — говорила миссис Бантинг, облегченно вздыхая при одном воспоминании об этой беседе. И ясно было, что Паркер целиком согласна с ее мнением.

Паркер оказалась не только не болтливой, но и весьма ловкой и искусной. С самого начала она незаметно, но прочно овладела положением. Это Паркер изобрела для «Него» нечто вроде футляра от скрипки и удлинила утреннее платье так, чтобы оно скрывало жесткие контуры футляра. Это Паркер предложила пользоваться дома и в саду креслом на колесах, а на лестнице сидячими носилками. До сих пор всякий раз, когда Морской Даме требовалась мужская помощь, под рукой неизменно оказывался Фред, иногда даже в излишне больших дозах. Однако Паркер сразу ясно дала понять, что это отнюдь не соответствует ее представлениям, и этим на всю жизнь завоевала признательность Мэйбл Глендауэр. И Паркер же высказалась за прогулки в экипаже и предложила (с такой убежденностью в своей правоте, что ничего другого не оставалось) нанять на летний сезон парную коляску — к большой радости как Бантингов, так и Морской Дамы. Это Паркер распорядилась ежедневно выезжать на восточный конец Лугов и командовала пересаживанием Морской Дамы, во всех его подробностях, из коляски в кресло на колесах, в котором та прогуливалась по Лугам. Это Паркер неизменно со всей корректностью подсказывала, куда могла бы с удовольствием и не нарушая приличий отправиться Морская Дама, и указывала, как туда добраться, а если что-нибудь делать или где-нибудь бывать Морской Даме было нежелательно, то Паркер сразу же незаметно, но неумолимо накладывала в таких случаях свой запрет. Это Паркер спасла Морскую Даму от превращения в исключительную собственность семейства Бантингов и помогла ей обрести достойное положение в обществе, когда разразился кризис. На нее можно было положиться и в самом серьезном деле, и в мелочах. Это она обратила внимание на то, что для Морской Дамы еще не заказаны и не напечатаны визитные карточки («Мисс Дорис Талассия Уотерс»[7] — такое изящное и вполне подходящее к случаю имя было ей дано), и заменила сундучок некоего, вероятно, давно сгинувшего в морских пучинах «Тома Уайлдерза» на шкатулку для драгоценностей, сумочку и первый в жизни Морской Дамы чемодан. Свойственное Паркер тонкое и острое чувство приличия проявилось в тысячах незначительных случаев. Например, однажды в лавке, в момент покупки кое-каких интимных «вещичек», она внезапно вмешалась.

— А вон там чулки, мэм, — сказала она почтительным полушепотом, указывая на них рукой, но без чрезмерной вульгарности.

— Чулки? — воскликнула миссис Бантинг. — Но ведь…

— Мне кажется, мэм, ей следовало бы иметь чулки, — сказала Паркер негромко, но весьма твердо.

И если подумать, то разве может непоправимое отсутствие чего-то у дамы послужить извинением отсутствию у нее чего-то другого, которое может быть восполнено? И разве не сталкиваемся мы здесь с самой квинтэссенцией и основополагающим принципом приличия?

Впрочем, миссис Бантинг с этим никогда бы не согласилась.

III

Позвольте мне здесь с сожалением, но и с бесконечным уважением сообщить еще одно обстоятельство, касающееся Паркер, после чего она сможет занять подобающее ей место.

Должен с легким чувством раскаяния сознаться, что я разыскал эту молодую женщину на ее нынешнем месте работы в Хайтон-Тауэрс, где она служит горничной у выдающейся религиозной и социальной деятельницы — леди Джейн Глэнвил. Мне не хватало подробностей; те обрывки сведений, которыми я располагал, не позволяли воссоздать с должным правдоподобием некоторые сцены и разговоры. Она же с самого начала и до самого конца должна была все видеть, все знать и практически обо всем догадываться.

Я так и сказал ей, ничего не скрывая. Она не стала делать вид, что не поняла меня или что не знает кое-каких неизвестных мне обстоятельств. Когда я закончил, она спокойно посмотрела мне прямо в глаза.

— Я об этом и подумать не могу, сэр, — ответила она. — У меня совершенно не такие понятия.

— Но… Вам же теперь ничего не будет, если вы расскажете мне…

— Боюсь, что не могу, сэр.

— От этого никому не станет хуже.

— Дело не в этом, сэр.

— Знаете, я могу позаботиться о том, чтобы вы не потерпели никакого ущерба.

Паркер вежливо смотрела на меня, не говоря ни слова: все, что она считала нужным, уже было высказано.

И несмотря на мои продолжительные и настойчивые уговоры, Паркер осталась непреклонной. Даже когда я под конец, отбросив все ухищрения, попытался самым непристойным образом ее подкупить, она не проявила никаких чувств, кроме подобающего уважения к моему высокому социальному положению.

— Я об этом и подумать не могу, сэр, — повторила она. — У меня совершенно не такие понятия.

И если эта история в конце концов покажется вам хоть в какой-то степени туманной или неполной, я надеюсь, что вы вспомните, как на моем пути встала Паркер со своими непоколебимыми понятиями.