Морриган - [3]

Набив мешок, я проехал дальше на юг в поиске её лагеря. Лошадей у них не было, мы проверяли. Девчонка явно жила неподалёку от пруда, но я не нашёл ни единого следа.

— Морриган, — покатал я звуки на языке. — Мор-и-ган.

Моё имя Харрик не знал и каждый свой приезд называл новым, а её дал себе труд выучить. Почему величайший воин на земле запомнил имя какой-то тощей, слабосильной девчонки? Тем более одной из Выживших?

Ничего: найду её и вырву признание. А потом приставлю ей нож к горлу: пусть слёзно молит отпустить. Поступлю, как Фергюс и Стефан с теми из её племени, кто прятал от нас еду.

С вершины холма открылся вид на долину. Безлюдно, только ветер колыхал траву. Девчонка спряталась хорошо. Я нашёл её лишь через четыре года.

Глава четвёртая

Морриган

— Здесь, — сказала Пата. — Это хорошее место.

Позади осталась запутанная тропа, по которой нас трудно было проследить — крепнущее с каждым днём Знание помогло мне отыскать её.

Ама смотрела на заросли. На множество возможных укрытий. На холмы и скалы, что скрывают нас из виду. Однако в основном её внимание было обращено на собственное племя. Мы устали. Проголодались. Скорбели. Не так давно стервятники убили Рианну за то, что отказалась отдать козлёнка у неё на руках.

Оглянувшись на маленькую долину, Ама кивнула. Я слышала биение сердец соплеменников столь же хорошо, как она. Ритм был слабым до боли.

— Здесь, — согласилась Ама, и мы сбросили с плеч мешки.

Я осматривала наш новый дом, если его можно так назвать. В основном деревянные постройки выглядели опасно, обветшав от небрежения, хода лет и, разумеется, от Великой бури. Казалось, они вот-вот рухнут — с большинством это уже произошло — но мы умели сооружать убежища из обломков. На несколько дней обычно хватало. Я только и знала, что вечные переезды, но когда-то наш народ жил оседло, когда- то человек мог пустить корни в выбранном месте. Так мне говорила Ама, и порой я в грёзах переносилась в её рассказы. Мечтала о краях, где никогда не бывала, о стеклянных башнях, увенчанных облаками, о раскидистых садах, где ветви ломятся под тяжестью спелых фруктов, о тёплых, мягких постелях, окружённых занавешенными окнами.

Такие края описывала Ама в своих историях — края, где все дети племени были принцами и принцессами и не знали, что такое муки голода. Сказочный мир, которого больше нет.

За те месяцы, что прошли со смерти Рианны, мы нигде не задерживались дольше, чем на день или два. Банды стервятников отбирали у нас еду, и приходилось переселяться. Стычка, в которой погибла Рианна, была самой скверной. После этого мы безостановочно шли неделями, почти ничего не собирая по пути. Юг оказался не безопаснее севера, а к востоку правил Харрик, который день ото дня протягивал руки всё дальше, отхватывая новые земли. За горами на западе после Бури до сих пор свирепствовала Болезнь, а ещё дальше свободно разгуливали дикие твари. Подобно нам, они изнемогали от голода и охотились на всякого, кому хватило глупости к ним забрести. Во всяком случае, так я слыхала… никто из моих знакомых не переваливал за те бесплодные горы.

Теснимые со всех сторон, мы пребывали в вечном поиске укромного уголка, где удастся осесть. Но, по крайней мере, могли рассчитывать на поддержку друг друга. После смерти Рианны мы ещё больше сплотились, чтобы залечить пустоту, оставленную её уходом. И уходом Венды тоже. Её не стало, когда мне шёл седьмой год. Пата говорила, что Венда заболела от пыли, оставшейся после Бури. Онни говорила, что Венда была «любопытной», причём таким тоном, будто любопытство — болезнь. Ама говорила, что Венду похитили, и другие миадрес её поддерживали.

Мы принялись разбивать лагерь. Нас переполняли надежды. Маленькая долина казалась правильным выбором. Никто не осмелится сюда забрести, и воды неподалёку вдосталь. Онни доложила, что сразу за холмом начинается поросший канареечником луг, а ещё дальше виднеется дубрава.

Всего нас сюда пришло девятнадцать. Одиннадцать женщин, трое мужчин, пятеро детей. Я была старше остальных ребят на три года. Помнится, той весной я от них отдалилась. Детские игры раздражали меня. Я знала, что стою на пороге каких-то перемен, но в сером однообразии наших будней даже не представляла, в чём эти перемены могут заключаться. Каждое завтра не отличалось от вчера. Мы выживали. Мы боялись. Порою смеялись. Так что же за новое чувство зашевелилось во мне? Неуверена как к нему относилась. Внутри будто что-то урчало — словно от голода.

Вся детвора помогала таскать обломки древесины. На некоторых, что когда-то были частью чего-то другого, виднелись большие буквы — обрывки сообщения, утратившего смысл. Кто постарше искал листы ржавого металла, чтобы прислонить к наваленным камням. Я притащила большую доску в голубых пятнах. Ама говорила, что раньше наш мир был разрисован во множество цветов. Теперь голубизна стала редкостью, обычно находимой только на небе или в чистом водоёме вроде того, у которого я повстречала Джафира. С тех пор минуло уже четыре зимы. Интересно, спрашивала я себя, жив ли он? Нашему племени грозила голодная смерть, но стервятникам кое-что похуже. В отличие от нас, у них не принято было заботиться о своих.