Морковку нож не берет - [68]

Пивоваров. Я добрый. Жалко, что так. Всех жалко. Люди в основном хорошие населяют нашу планету. Покойный Пивоваров велел квартальный план в новом году сдавать по возможности вовремя.

Он. Будем стараться.

Пивоваров. Старайтесь. Когда-нибудь встретимся. Скоро.

Ушел.

Она. Фу... наконец-то.

Он. Ты так испугалась... Вся дрожишь...

Она. Это неправда... что голову... неправда!.. Он сам ее, голову... сам!.. Я только пилочкой для ногтей... в самое сердце!.. А зачем он придирался к тебе, зачем он такой зануда!.. И голову — сам!.. Сам! Сам! Сам! И сам же носит ее в назидание!..

Он. Ты?.. его?.. пилочкой для ногтей?.. Подожди, но кто же тогда был этот?

Она. Этот — не тот!

Он. Пивоваров — не тот?

Она. Кривопилов! Ты разве слепой? Это был Кривопилов!

* * *

Стало быть, Четвертая. В детстве я боялась Бабу-ягу. Когда проходила через прихожую, всегда лицом к входной двери, — боялась, что Баба-яга сейчас войдет. Пятилась в кухню, но лицом к двери.

Баба-яга жила этажом выше, ей было лет двести. Звали ее Каплан. Она угощала меня конфетами и печеньем, а я боялась ее, потому что знала: это она застрелила Владимира Ильича Ленина.

Может, меня пугали Бабой-ягой? Вот придет Баба-яга Каплан и тебя заберет, будешь плохо вести... Нет, вряд ли. Такого не помню. Помню, наоборот, мне даже внушали: не она, а другая... Это называется «слышал звон (объясняли мне), а не знаешь, где он»... И не вздумай сказать кому-нибудь!

По-настоящему ужас я лишь один раз испытала в детстве. Было так. Она к нам приходит однажды домой, я в комнате играю и слышу, как разговаривает в прихожей с бабушкой. Просит, чтобы я пописала в баночку... и ей дала. У меня спина похолодела. В баночку писать... Бабушка тоже не понимает... зачем мне в баночку писать? А Каплан говорит, вы, говорит, не бойтесь, тут ничего такого, это же как лекарство... ребенка моча, маленького... мне только баночку... и все... Она чем-то болела... А тогда даже не знали слова такого — «уринотерапия»... Это теперь грамотные. Я так испугалась... в баночку писать... что спряталась под кровать... А бабушка тоже: вы это бросьте, кто же так лечится?

А через год Каплан умерла. Я в школу пошла... У нее цвели китайские розы на подоконнике... Сын играл в филармонии на скрипке.

* * *

Стало быть, Пятый. Ленин... Наполеон... Хеопс... Опять же Александр Македонский... Опять же Мао Цзедун... Почему они такие большие?.. Такие непомерно... огромные? А я маленький-маленький... Это ужасно. (Пауза.) А Шекспира не было. И Гомера не было. «Быть или не быть» — было и есть. А Шекспира нет и не было. И быть не может. И Гомера не может. Быть. Не может и не могло. (Пауза.) Ну изберут меня президентом... Ну дадут мне советников... А дальше что? Я же маленький... Маленький...

* * *

Она. Пьянствуешь? Я вкалываю с утра до ночи, деньги зарабатываю, а ты, значит, пьянствуешь?

Он. Ничего подобного... я уже прекратил...

Она. Ну и свинья! Опять допился до чертиков!

Он. Ничего подобного... Поклеп!..

Она. Какой поклеп, зараза, я что — не вижу?!.

Он. Где? Где ты видишь?..

Она. Посмотри в бутылку, кретин!

Он. А, эти?.. На донышке?.. Эти не в счет.

Она. Не можешь сосчитать даже!.. «Не в счет»!

Он. Могу. Пять штук.

Она. Не пять, а семь!

Он. Раз... два...

Она. Скотина!

Он. Почему ты ругаешься?.. Такие малюсенькие... не в счет!..

Она. Идиот! Не переворачивай!

Он. Ай-ай-ай...

Она. Дави их, дави! Ну что ты уставился!

Он. Как?.. давить?.. Чем... давить?..

Она. Руками дави! Брезгуешь?

Он. Ма-а-а-алюсенькие.

Она. Как разводить, так не брезговал! Дави, тебе говорю!

Он. Ша! Не разбегаться!

Она. Либерал!

Он. Ма-а-а-а-алюсенькие... как же я таких... я таких не буду... давить...

Она. Что же это за горе на мою голову!..

Он. Как давить, когда у него лицо... вон чье...

Она. Чье лицо?

Он. Антонины Степановны...

Она. Я тебе покажу, Антонины Степановны! Дави гада!

Он. Да вот же... Антонина Степановна...

Она. Где Антонина Степановна?..

Он. Антонина Степановна!.. Вот!..

Она. Ты что пил, гад? Почему у него лицо мамино?

Он. А ты его... ее спроси!

Она. Чтобы я с ними еще разговаривала?!. Да?.. Никогда в жизни!

Он. Антонина Степановна!

Она. Молчать!

Он. Я — что?.. я как лучше хотел...

Она. Мама, это ты или не ты?

Он. Пищит.

Она. Тебя не спрашивают.

Он. Я к Антонине Степановне всегда хорошо относился... Это она меня... а не я ее...

Она. Ну хватит! Хватит уже!

Он. Нет, скажу. Я ее уважал, я ей, помнишь, цветы... и подушечку... для иголок... А она меня как?.. А как ты... Вон, взгляни на того... Узнаешь?.. узнаешь?..

Она. Вот сволочь. Допился...

Он. Узнала?

Она. Я... такая... поношенная?..

Он. Почему?.. Ты еще ничего. Честно тебе говорю. В смысле внешности...

Она. Это я с тобой такой стала... Это ты меня довел... паразит!

Он. А говоришь, раздавить... Самой жалко.

Она. Я же лучше... я ж не такая?..

Он. Убежит... Ты не убегай... Бегать... по скатерти... Нельзя...

Она. Почему она... оно... кривляется?

Он. Меня спрашиваешь?

Она. Кто пьет — с того и спрос.

Он. Я за других не ответчик. Это твое... подобие... Оно... это... само...

Она. Что — само?..

Он. ...выражается.

Она. А когда-то ангелом называл... «Ангел мой...»

Он. Может... кружкой накрыть?.. На всякий случай...