Моргунов падун - [3]
Моргунов падун[17]
В старину поморы вольно жили. Помещиков в здешних местах не было. Начальство редко наведывалось — бездорожье. Рыбы ловили вволю, и зверя морского промышляли богато. Одним словом, жить бы не тужить да радоваться…
Но горя и печали хватало. В карельские деревни, в лопарские погосты[18] и в поморские сёла в досельные годы незваные-непрошеные гости наведывались. Спускались сверху по рекам в лодьях[19] ватаги. Человек по тридцать, а то и поболе, — с топорами, с копьями да с пищалями. Нападут ночной порой врасплох на селение, подожгут крайний дом либо два. Загремит набат. Люди выскакивают на улицу кто в чём был, сбегаются на пожар. А на улице их встречают копьями, топорами да саблями. Молодых связывали и в полон увозили.
Кто попроворнее, посмелее — разбегались. По лесам, по варакам[20] хоронились. Спасались и те, кто на дальних тонях[21] сидели либо на Мурмане промышляли.
Ну, а пришлые ватажники — их то панами, то разбойниками называли — ограбят село, погрузят добычу в лодьи и уйдут восвояси.
Сойдутся на старое пепелище те, кто близко ухоронились, воротятся с ближних тонь и с мурманских промыслов поморы, и, глядишь, снова селение мало-помалу отстроится.
Но не всегда непрошеные гости подобру-поздорову из поморья уходили. К примеру взять вот такой случай. Вверх по реке, верстах[22] в тридцати от села, есть Моргунов падун. Почему он так прозывается, многие теперь уж и не знают. Говорить-то говорят: Моргунов падун да Моргунов падун, а спроси, почему так называется, — не скажут.
Падун этот страшный с незапамятных времён, понятно, был. С двадцатисаженной[23] кручи рушится вода, а внизу по всему руслу, как щучьи зубы, острое каменье. И только по одной узенькой извилистой протоке есть проход, можно лодку провести. Но не всякий даже и опытный кормщик может осмелиться и взяться за это.
Шум и грохот слышно за три версты. День и ночь будто гром гремит. Внизу промеж каменьев постоянная круговерть, и от пены белым-бело… Чуть только оплошал — пропал: лодку в щепы разобьёт. А вплавь нипочём не выбраться, сколько ни бейся. Во время сплава, когда лес идёт, бревно-шестерик[24] иной раз как спичку ломает. Сам посуди, какая там страсть творится!
А Моргуновым падун этот стали называть вот почему.
В стародавние годы, сказывают, жил в нашем селе рыбак Моргун. Это не имя, не фамилия, а уличное прозвище.
Как-то раз Моргун с сыном, парнишкой лет двенадцати, промышляли в лесном озере — от села вверх по реке, вёрст двадцать повыше падуна. Из озера протока в реку впадает.
Живут они там в лесной избушке, ловят рыбу. Поехали как-то на утренней заре ловушки осматривать. А утро выдалось безветренное, тихое. Подгреблись к острову. Снасть близ острова была поставлена. И только принялись за дело, как послышался гомон. Слышно — переговариваются, а где — не видно. Голоса явственно доносятся — по воде ведь хорошо слыхать, — а понять, о чём говорят, рыбаки не могут.
— Беда, парень! — прошептал Моргун. — Не по-нашему разговаривают.
— А кто там? — спросил шёпотом сын.
Не успел отец ответить, как из-за острова с той и с другой стороны лодьи показались. Всего четыре посудины. Моргун с сыном снасть в воду сбросили и давай прочь угребаться.
А с лодей их уж заметили. Кричат, знаки подают: дескать, стой! Лодьи наперерез гонят. Покуда рыбаки карбасок развернули — нет им никуда ходу. С лодей ружья направлены — куда денешься?
И хоть худо, а понять теперь можно, по-нашему кричат:
— Гребай нашу судну!
Как тут быть? Лодьи ближе и ближе… С передней зацепили багром карбасок, подтянули рыбачью посудину к своему борту.
Смотрит Моргун: в лодье человек десять.
У всех пищали, сабли, топоры. Поглядывают на поморов, между собой переговариваются по-своему. Потом, по всему видать, старший махнул рукой, и все смолкли. Старший заговорил, а толмач[25] пересказывает:
— Не бойся! Проведи наши лодьи через порог, и тебя и парня твоего отпустим и денег дадим. А не проведёшь, откажешься — обоим смерть!
Моргун сразу смекнул, кто эти люди, а виду не подаёт. Спрашивает как ни в чём не бывало:
— Куда путь держите?
— Идём зверя морского промышлять, — толмач пересказывает.
Подивился рыбак: и время для промысла не то, и снасть у промышленников не для того промысла.
«Не иначе, как поморов грабить спускаетесь. И перво-наперво наше село».
И запала дума: во что бы то ни стало спасти село, не допустить ватагу.
— Парня моего отпустите, пусть на берегу в избушке меня дожидается. А лодьи не всякий может через падун провести, но я берусь. И чтобы деньги вперёд.
Старший достал кошель, отсчитал и протянул две серебряные монеты. Потом что-то сказал по-своему.
И два человека с топорами, с пищалями тут же спустились с лодьи в карбасок.
— Греби к берегу, — показывают.
Моргун успел шепнуть сыну:
— Как только выберешься на берег, побудь на виду, покуда мы отъедем подальше, потом беги что есть силы домой. Ступай через Зимину пустошь — вёрст пятнадцать выгадаешь. И скажи: пусть все, кто только может, поторопятся попасть к ночной поре к падуну непрошеных гостей встретить…
