Морф - [4]

Рина сидела у окна и шила курсовой проект. Не маг — картинка! Платье цвета чайной розы с нескромным вырезом, плавная линия плеч, игривый медно-рыжий локон на нежной шейке. В маленьком ушке — аккуратная золотая сережка. Румянец на щеке, строго сомкнутые губы, аккуратный, чуть вздернутый носик.

Когда видишь Рину, сразу становится понятно, что в интернат ее отдали только для того, чтобы после обучения иметь диплом об окончании соответствующего заведения. Такие как Рина не держат магических лавок и не калечат глаза, работая ночи напролет. Они быстренько выходят замуж, рожают пару-тройку детишек и употребляют свой магический дар исключительно для того, чтобы повесить карапузу на шею талисман от царапин и синяков.

Я грохнула о пол тяжелыми ножнами. Рина оторвалась от вышивки, оглядела меня, близоруко щурясь. Все-таки неспроста почти все вышивальщики пользуются услугами целителей: от постоянного и ежедневного шитья быстро портится зрение.

— Тебе письмо, на кровати, — сказала она, а затем вернулась к своему занятию.

Письмо? Я поежилась. В последний раз мои дорогие родственнички вспомнили о моем существовании в день смерти прадедушки. Позвали на ритуал прощания, прекрасно зная о том, что я не поеду. Прадедушку успели спустить в семейный ледяной грот еще до того, как письмо приехало в интернат.

Я не стала кидаться к дешевому, из серой бумаги, конверту, сперва сунула свой любопытный нос к вышивке Рины. У нее, несомненно, был талант: для наставников Риночка готовила нечто экстраординарное. Я попыталась проследить вышитые мелким рубиновым бисером линии, запуталась в первом же узелке.

— И что это будет?

Она усмехнулась, провела ладонью по орнаменту — любовно, как будто гладила собственного ребенка.

— В этот раз я рассчитываю на удвоенную стипендию.

У меня стипендия была самая обычная, а на большее я не смела претендовать. Тут выбираешь: либо дни и ночи напролет сидишь, скрючившись над вышивкой, либо по пол-дня проводишь на выматывающих тренировках, совершенствуя тело, но сильно теряя в деньгах.

— Призыв феникса, — наконец пояснила Рина, — ты что, не видишь? Вот это — голова, а это — крылья. Хвост еще не вышила, глаза болят.

— Ты бы к целителю сходила, — буркнула я. Все-таки счастливая она, эта Ринка, уже хотя бы потому, что ей не придется зарабатывать на жизнь таким дрянным занятием, как вышивка.

— А, успею еще, — она беспечно взмахнула холеной ручкой, — ты это, письмо не забудь. Мне тоже интересно, кто это сподобился о тебе вспомнить.

— Да уж, — выдохнула я.

Добрая, милая Ринка прекрасно понимала, в каком я дурацком положении из-за неуместного магического дара. Она меня жалела, и это была чистая, искренняя жалость, которую не противно принять.

Я рассеянно дернула завязки на вороте блузы, ловя себя на совершенном нежелании заглядывать в конверт. Ядовитую змею туда, конечно, подложить не могли, но радужных вестей тоже ждать не приходилось.

— Давай-давай, — подбодрила Рина, — вдруг у тебя помер какой-нибудь прадед и оставил тебе целое состояние?

— Да у них зимой снега не допросишься, — фыркнула я.

Да-да. У магов холода. Зимой.

Внезапно развеселившись, я храбро надорвала конверт, заглянула внутрь. Там лежала четвертушка листа тонкой желтоватой бумаги. Вот ведь сволочи — и почему они так и стараются на мне сэкономить? Я извлекла послание на свет божий, пробежалась взглядом по скупым строчкам и…

Наверное, я сильно побледнела, поскольку Рина отложила шитье и метнулась ко мне. Взяла мягко под локоть, усадила.

— Ну, Ирби, что там такое? Говори, не тяни!

Я молча протянула ей листок. Охр, это был конец. Конец всему: моему будущему, моей умеренно благополучной жизни, всем моим перспективам. Сколько я отучилась? Три года. До окончания еще два…

«Сим письмом извещаем Ирбис Валле о том, что круг старейших принял решение об исключении вас из клана магов холода со снятием всех обязательств, в частности, по оплате обучения в …ском интернате общей магии».

— Чушь какая-то, — судорожно выдохнула Ринка, — этого просто не может быть. Ошибка какая-то, Ирби! Ну, в самом деле, они не могли так с тобой поступить! Не мог-ли! Поезжай туда, Ирби, отпросись на недельку. Руку даю на отсечение, это дурацкая ошибка…

Глядя на бушующую Ринку, я думала о том, что — вот он, единственный маг, которому в самом деле меня жалко, которому не наплевать на мою дальнейшую судьбу. Но все равно, сытый голодному не товарищ, у самой Ринки с перспективами полный порядок, и ей не понять охватившего меня черного, смертельного отчаяния. Хоть в петлю лезь, хоть вены режь.

Конечно, я поеду к своим драгоценным родственничкам, конечно, я буду возражать, давить на жалость. Каких-то два года осталось, охр! И вот так, все скомкать и выбросить?!! В конце концов, я же не шелудивый котенок, чтобы вышвырнуть на помойку…

Но что-то подсказывало мне: никакой ошибки в письме нет, и от поездки моей ничего не изменится.

Все будет именно так, как решил круг старейших, провались они к Охру. В конце концов, там у него оч-чень жарко, а что может быть для мага холода хуже, чем пекло?

***

Отпроситься у наставницы оказалось делом несложным. Добрая тетка не стала вдаваться в подробности, или выдаивать из меня ответы на извечные «ой, а что случилось? А почему такая спешка?». Смерив меня сочувствующим взглядом, наставница поставила подпись на нужном бланке, сухо пожелала счастливого пути и вернулась к прерванному вязанию. Подписанную бумагу я отнесла в преподавательскую и отдала секретарю, похожему на аиста в очках.