Мореплавания Солнышкина - [8]
- Мирон Иваныч! - заныл Васька. - Мирон Иваныч, помоги. Надоела эта тунеядская жизнь…
- Неужто? - удивился Робинзон.
- Ей-ей, - заплакал Васька.
- Чем же тебе помочь?
- Дай мне хороший пароход!
- Так, так, - усмехнулся Робинзон, - ну, какой, например?
- Ну… - замялся Васька, - чтобы боцман подобрей, а компот побольше.
Васька забегал то с одной, то с другой стороны. Солнышкин смотрел на него с презрением.
- Ну что ж, с превеликим удовольствием, - улыбнулся Робинзон и пошёл с Солнышкиным дальше.
Васька зашлёпал босиком сзади.
Они прошли по набережной мимо чугунного забора, мимо громадного памятника, с пьедестала которого двадцатиметровый красноармеец в будёновке трубил победу Красной Армии на весь океан. Уже вдали поднялось важное океанское пароходство. И по улице, обгоняя друг друга, помчались на совещание капитаны, начальники и помощники начальников.
В это время из-за угла появился кто-то громадный и громогласно сказал:
- Батюшки! Вот это встреча! Мирон Иваныч!
Солнышкин отшатнулся и увидел капитана, который был в два раза выше Робинзона. А фуражка на голове у него была такая, что налезла бы на голову двум капитанам вместе.
- Батюшки! - сказал капитан и стал трясти руку старому Робинзону.
- Евгений Дмитриевич, дорогой, так мы, кажется, вчера виделись, - улыбаясь, сказал Робинзон. - Даже точно виделись.
- Неужели? - удивился капитан.
И тут состоялся разговор, от которого Солнышкин весь взмок, а чубчик у него застыл от волнения.
- Евгений Дмитрич, вы помните топчан в каюте старого Робинзона? - начал старый инспектор.
- Конечно. Как же, как же! Разве можно забыть? - воскликнул капитан и вскинул руки, сверкнув золотыми нашивками. Мужественное лицо его стало добрым и внимательным. - Да, да! Я ещё провалился тогда. И подзорную трубу помню. Я ведь в неё увидел мачты своего парохода! А помните, как я затыкал пальцем дырку от сучка в вашем потолке? Помните? - И он захохотал. - Я тогда чуть не проткнул крышу!
- Ах, Евгений Дмитрич, - сказал Робинзон, - конечно, помню. А сегодня на этом месте спал ещё один мореплаватель и смотрел в подзорную трубу на мачты вашего парохода…
И он показал глазами в сторону Солнышкина.
- Так где же он? - засуетился капитан и стал оглядываться вокруг себя, будто потерял иголку и никак не мог ее найти. - А, вот он! Да какой красавец, прирождённый моряк! При-рож-дён-ный! Немедленно выписывайте направление на пароход.
- Но он ещё молод, - сказал Робинзон.
- Ничего, это я всё улажу. Жду, жду, - сказал громовым голосом моряк и побежал на совещание.
Это был капитан парохода «Даёшь!» - Евгений Дмитриевич Моряков.
- Ну вот, Солнышкин, вот и всё, - сказал маленький Робинзон и грустно подмигнул.
Через полчаса он выписал ему направление на судно и, когда Солнышкин уже собрался бежать, остановил его. Он достал из кармана маленький бронзовый компас и протянул Солнышкину.
- Возьми, - сказал Робинзон. - Мне его подарил один старый моряк. Он говорил, что, если у человека в жизни всё правильно, стрелка компаса показывает точно на север - так держать! Если же нет, то она начинает выписывать кренделя. Может быть, это сказка. У меня он всегда показывал на север, а жил-то я, наверное, не очень правильно. Но всё-таки возьми…
Потом он вытащил из кармана пятирублёвую бумажку, дал Солнышкину и весело сказал:
- Когда-нибудь рассчитаемся!
А ещё через минуту он с самым серьёзным выражением лица выдавал направление Ваське-бичу к самому доброму боцману.
А ФУРАЖКУ НУЖНО СНИМАТЬ!
Солнышкин летел навстречу морю и кораблям.
Он бежал так, что лужи, как птицы, разлетались из-под его ног.
На щеках у него будто выросло по красному яблоку.
До слуха Солнышкина вдруг долетело чиканье ножниц, стрекот машинки, и он вспомнил, что не мешало бы зайти в парикмахерскую. Он остановился под вывеской, дождался звонка, подошёл к креслу и стал рассматривать себя в зеркале. Уж теперь-то он пошлёт бабушке фотокарточку!
Но тут в зеркале появилась вытянутая физиономия в капитанской фуражке.
- Пересадите его, - сказала физиономия и растянулась, как тесто. - Я бреюсь только у этого мастера.
Солнышкин повернул голову и хотел возмутиться. Он тоже хотел стричься у хорошего мастера. Но тут появился другой парикмахер и, как артист, пропел Солнышкину:
- А я вам не нравлюсь? Прошу, очень прошу!
И Солнышкин согласился. Не потому, что парикмахер ему понравился, а просто Солнышкин не любил обижать людей.
Капитан даже не поблагодарил его и плюхнулся в кресло прямо в фуражке. К нему тотчас подлетел мастер в белом халате. Он был такой чистенький, что на щеках у него отражались бухта, пароходы со спасательными кругами и мелькали быстрые чайки.
- У вас чудесный загар! - с подчёркнутым восхищением затеял разговор мастер. - Вы, наверное, только что из Индии?
- В Африке тоже жарко, - уклончиво ответил капитан.
- А-а-а, - с любопытством протянул парикмахера - так вы из Африки? Ну, как там в джунглях?
Капитан почему-то промолчал, а мастер замурлыкал и стал взбивать в чашечке пушистую мыльную пену.
- Что вам, молодой человек? - пропел, как артист, второй мастер.
- Под бокс, - сказал Солнышкин и посмотрел на себя в зеркало.
