Бунт колдунов

Большое драматическое представление школы имени Букера Т. Вашингтона для цветных бывало обычно самым значительным событием года в общественной жизни нашего Хопкинсвилля, штат Кентукки. Это был единственный случай, когда нам разрешали играть в старом оперном театре Купера, и даже некоторые белые каждый год приходили и аплодировали нашему представлению. Первые два ряда в оркестровой яме всегда оставляли для наших белых друзей, а наши самые видные цветные граждане сидели за ними — их, разумеется, разделял пустой ряд.

Мистер Эд Смит, наш местный гробовщик, неизменно занимал левую ложу и надевал визитку с полосатыми брюками. Этот выдающийся наряд он обычно надевал в тех редких случаях, когда исполнял свои обязанности на похоронах наших самых видных цветных граждан. Мистер Тадеуш Лонг, наш цветной почтальон, однажды взял напрокат смокинг и тоже купил ложу. Но никто особенно не обратил на него внимания. Мы знали, что он просто хочет пустить пыль в глаза.

Название нашей пьесы — «Очаровательный Принц и Спящая Красавица» — никогда не изменялось, но никогда одно представление не было похоже на другое. Мисс X. Белл Ла Прад, наша учительница шестых классов, переделывала пьесу каждый сезон, и текст ее совершенно отличался от того, который можно было прочесть в книгах.

Мисс Ла Прад называла представление «современной пьесой на моральную тему о борьбе сил добра и зла». И силы зла, разумеется, всегда терпели поражение.

Школа имени Букера Т. Вашингтона для цветных находилась в состоянии брожения с рождества до февраля — это был период, когда распределялись роли. Прежде всего выбирали добрых волшебников и колдунов. Это было очень важно, поскольку добрые волшебники надевали белые костюмы, а колдуны — черные. И что довольно странно, у большинства добрых волшебников обычно оказывались удивительно светлый цвет кожи, прямые волосы и черты лица белых. В редких случаях какой-нибудь девочке с темной кожей удавалось стать доброй волшебницей, но никогда ей не давали роли со словами.

Относительно Очаровательного Принца и Спящей Красавицы никогда никаких сомнений не было. Они всегда были светлокожими. И хотя никто никогда не обсуждал этого открыто, непреложным фактом было то, что слабая пигментация была решительным преимуществом в споре за роли Принца и Спящей Красавицы.

В этом-то и состояла моя личная трагедия. В классе я успевал лучше всех, слыл заядлым спорщиком, и я был отпрыском уважаемой в нашей общине семьи. Но я никогда не мог быть Принцем, потому что я был черный.

В самом деле, каждый год, когда начиналось распределение ролей для нашего большого драматического представления, мои родители начинали прицениваться к черной марле в универмаге Франклина, потому что они знали: я буду вести силы тьмы и скрываться во тьме — ждать, когда меня повергнут в третьем акте. У мамы в этом деле был богатый опыт: все мои братья окончили школу имени Букера Т. Вашингтона до меня.

Не то чтобы я был одинок в своем разочаровании. Многие мои соученики чувствовали то же самое. Я, вероятно, принимал все слишком близко к сердцу. Рэт Джойнтер, например, мог дать рационалистическое объяснение ситуации. Но Рэт выражал все так:

— Если ты черный, ты черный.

Я бы, наверное, тоже смог отнестись к этому делу спокойно, поскольку наше большое драматическое представление было всего лишь отражением повседневной жизни нашей общины в Хопкинсвилле. Неграм со светлой кожей доставалось все лучшее. Ими была занята большая часть мест учителей в школе имени Букера Т. Вашингтона для цветных. Они были негритянскими врачами, юристами, страховыми агентами. У них даже было общество «Голубая вена», и если твоя темная кожа скрывала твою утонченность, то вряд ли ты был членом элиты.

Однако я был безутешен, когда мне впервые отказали в роли Принца. Это было в тот год, когда на эту роль выбрали Роджера Джексона. Роджер не только был глупый, он еще и заикался. Но кожа у него была довольно светлая, чтобы сойти за белого, а этого было, по-видимому, достаточно.

Честно говоря, однако, надо признать, что у Роджера были другие качества. Его отец был владельцем единственного бара в городе и довольно-таки крупной фигурой в местной политической жизни. В самом деле, мистеру Клинтону Джексону было что сказать как раз о тех, кто учил в школе имени Букера Т. Вашингтона для цветных. Так что выбор Роджера на роль Принца можно было понять.

Тем не менее настоящий удар я получил в тот год, когда Сару Уильямс выбрали на роль Спящей Красавицы. Я был влюблен в Сару с детского сада. У нее были мягкие светлые волосы, голубовато-серые глаза и ямочка на левой щеке, которую было видно независимо от того, улыбалась она или нет.

Разумеется, Сара не слишком-то ободряла меня. Она никогда не отвечала на мои страстные любовные письма, и Рэт очень презрительно высказался о моих односторонних амурных делах. «Ты будешь волочиться за нею до тех пор, — глумился он, — пока она не назовет тебя черной образиной».

После того как Сару выбрали на роль Спящей Красавицы, я вложил всю свою душу в работу над ролью Принца. Если на предыдущих отборочных конкурсах я декламировал смело и с пафосом, то теперь мне не было ровни. Если раньше я приставал к маме во время репетиций дома, то теперь я ей до смерти надоел. Да, и я стянул у сестры банку пальмеровского крема для отбеливания кожи.