Море в ладонях - [45]

— Не вгоним, — буркнул Саленко. Он явно спешил к своим заботам, делам.

Марина не перевела. Сделала вид, что слова главного инженера не имеют никакого отношения к разговору, который ведется.

Головлев произнес, как клятву:

— Вогнать нож в Байнур — значит, вогнать его и в себя… Ну, извините, у нас дела. Приезжайте годика через два. Рад буду встретиться…

Когда подъезжали к Бирюсинску, Робертс вспомнил о прерванном разговоре:

— А молодежи вы все же мало даете. На несколько тысяч человек один захудалый клуб. На патриотизме выезжаете.

— Не забудьте поворот, — сказал Ершов шоферу, и машина помчалась к плотине Бирюсинской ГЭС. Австралиец опять встал в позу обвинителя, опять нападал.

— Новое поколение должно иметь больше благ, чем наше…

— Мой дом — моя крепость! Так говорят англичане? — спросил Ершов Робертса. — Ну, а в каждом приличном доме, кроме самого необходимого, желательно иметь гостиную, столовую, спальни, кабинеты, веранду летнюю, веранду зимнюю, пусть небольшой, но зал для танцев, площадку для гольфа, бассейн для купания… В большом многомиллионном доме приходится думать не по-английски, не о маленьком собственном мире…

Ершов умышленно выдержал паузу, заговорил о другом:

— Плотина, по которой мы едем, равна двум километрам. Она отсыпная. В середине в два ряда вбит стальной шпунт. Между рядами, для уплотнения, глина. Остальное отсыпано гравием. Впервые в строительстве гидростанций применен такой способ и не где-нибудь, а у нас — в Сибири. Не было на плотине и трамбующих механизмов. Их заменили самосвалы грузоподъемностью в двадцать пять тонн. Вот вам экономический эффект. А сейчас мы едем над зданием ГЭС, оно под нами…

Робертса прежде всего поразил машинный зал. Огромный, высокий, светлый — словно Георгиевский — весь в белой плитке и мраморе. Там память героям войн, здесь память героям труда. Здесь творилось нечто торжественное, величественное. Вокруг ни души… Натуженное гудение машин, покрытых ослепительной белой эмалью. Мощность каждой — сотни тысяч киловатт…

Спустились в колодец одного из генераторов. В три обхвата стальная вертикальная ось, над головой гигантский, крутящийся ротор. От ветра в колодце треплет волосы. А еще ниже — лопасти генератора и ревущий поток Бирюсы. Туда не попасть. Там адская сила вращает турбины.

Поразил Робертса своей кажущейся простотой и пульт управления станции. Десяток приборных щитов, четыре стола, четыре кресла, четыре человека, которые управляют всей гидростанцией.

— Вы кто? — спросил Робертс молодого человека в черном костюме и белой сорочке.

— Старший инженер.

— Уже старший?

— Вот кандидатскую защитит, и подымай выше! — подсказал второй молодой человек.

— Да?! Спасибо! Большое спасибо! — пожал руку Робертс.

Когда поднимались из машинного зала, лифт вдруг остановился на полпути.

Прикрыли плотнее двери, нажали кнопку «подъем» — ни с места. Инженер снял трубку телефона, кому-то позвонил. Минуты через две лифт тронулся.

Уже в машине Робертс не вытерпел. Заговорил он с болью, негодованием:

— У вас, у русских, всегда так! Строите чудо-электростанции, возводите в непроходимой тайге города и заводы, взлетаете первыми в космос!.. Но мелочи вас заедают. Мелочи! Привыкли вы к ним. Смирились!

Шофер хотел повернуть влево, чтоб въехать в город тем же путем, каким из него выезжали, но Ершов подсказал:

— По главному магистральному кольцу, пожалуйста.

Вскоре машина их вынесла к академгородку.

— Остановите, — попросил Ершов, и первым вышел из машины, дождался, когда выйдут Робертс и Марина:

— Здесь заложен научный центр нашего края. Шесть исследовательских институтов уже переехали в свой городок. Скоро переедут еще двенадцать. А всего будет… Трудно сейчас говорить…

Остановил Ершов машину и в студгородке:

— В одном Бирюсинске сорок тысяч студентов, а это уже не так мало для бывшей каторги…

Говорить он старался спокойно, нераздраженно, но это плохо ему удавалось.

— В этих пяти корпусах политехнический институт. В тех двух — железнодорожного транспорта. Ниже, по склону, общежитие института народного хозяйства. Сейчас в городе десять институтов и университет… Вот и судите, что строить вперед — этот студенческий городок с парком и стадионом, с плавательным бассейном и студенческими столовыми — или тратить народные деньги на клубы, кафе, рестораны?!

Робертс смотрел вдоль Молодежного проспекта в сторону Бирюсы, где за рекой был древний сибирский город. Он молчал. Он о чем-то мучительно думал.

14

Джим Робертс и мистер Кларк с супругой улетали одним самолетом. Вот почему за час до отлета в малом зале Интуриста оказались не только отлетающие, но и Ершов, Марина, Таня и Дробов. Сидели за двумя сдвинутыми столиками. Ершов рассказывал:

— И снова закинул в Байнур свои сети поэт. Вытащил — нет в сетях ничего. Закинул в третий раз. Смотрит, а в сеть не простая, а золотая рыбка попалась. Обрадовался рыбак удаче, да только рыбка и говорит ему человеческим голосом: «Не губи меня, добрый молодец, отпусти в сине море. Любую службу тебе сослужу. Проси, что хочешь, исполню!»

Подумал, подумал поэт и говорит рыбке: «Плыви себе с богом, золотая рыбка. Ничего мне не надо. Квартира у меня трехкомнатная. Пианино и холодильник есть. Телевизор и стиральную машину купил жене еще в прошлом году… Плыви!»