Море согласия - [57]

— Главное, — не щади. Их пощадишь, они тебя не пощадят. Как ворвешься к Мир-Садыку — самого рубани саблей и лезь в сундук сразу. Там у него — золото и камни драгоценные, и деньги разные, а больше золотые тюмены-падша.

— Ты-то откуда знаешь, чего есть, чего нет в его сундуке? — ворчал Кеймир, а сам думал: «Сперва его самого возьму, а уж потом видно будет...» Батрак четко представил свою кибитку и возле него на цепи — Мир-Садык.

Тихий разговор джигитов вдруг нарушился беспокойным лаем на берегу. Собаки учуяли «гостей» метров за сто от берега. Заливистый лай собак, вопли сторожей-гявда-ров — все смешалось в общий хаотический вой. Теперь и туркменам уже не было нужды таиться. «Скорей! Скорей!» — доносились с киржимов их голоса. Парусники одни за другим быстро причалили к берегу. Суета, тревожные крики и лязг металла... Не слышно уже сторожей: они бросились к своим шатрам. Прежде чем иомуды вскочили на коней, гявдары попрятались в лесу на деревьях. Лишь собаки с истошным лаем увивались за всадниками, но и лай скоро прекратился: сторожевые псы были порублены саблями.

Третий отряд вел сердар Тантры-Кули, ни один раз бывавший в этих местах. Было темно, луна еще не взошла, но сердар безошибочно отыскал лесную дорогу и рысью погнал коня к Ноукенту. За ним, по два в ряд, держась друг от друга на некотором расстоянии, двинулись джьгиты.

Густые непроходимые леса, отделявшие берег моря от персидских селений, хранили мертвую тишину. Они поглощали все звуки, какие раздавались на берегу. Неистовый лай собак поднял на ноги жителей близлежащих сел, но дальние пребывали в сонном покое. Ноукентцы спали крепко еще и потому, что дерзкие иомуды за последние тридцать лет только один раз осмелились напасть на их село, да и то во время войны. Далекое расстояние пугало аламан-щиков. Ночью можно было заблудиться и навсегда остаться у персиян. Да и в случае, если ранят в стычке — нелегко добираться назад, до берега. Однако на этот раз иомуды затеяли крупный набег, решили поживиться добычей в самых богатых селениях.

Отряд сердара открыто, не таясь, ворвался в село и расчленился по дворам. Опять залаяли собаки, заблеяли козы. Всполошились полусонные сторожа в богатых дворах. Загремели выстрелы тут и там. Треск, звон битого стекла, вопли женщин — все смешалось.

Кеймир-батрак, Смельчак и еще несколько джигитов ринулись во двор, по всем предположениям принадлежавший Мир-Садыку. Ударили камнями в ворота. Затрещали, застонали доски, но запоры крепкие. Еще раз ударили — бесполезно. Один из джигитов плеснул на ворота из бурдюка нефтью, чиркнул кремнем, посыпались искры... И запылали ворота, освещая в темноте узкую дорогу над речкой, шумящий водопад и мечущихся по деревне людей. Смельчак снял с седла аркан, пригляделся и, в свете пламени увидел на крыше трубу. Взмахнул над собой арканом Смельчак, набросил петлю на трубу. Полезли один за другим наверх, а с крыши — во двор. Встречный выстрел с айвана сразил наповал одного джигита. Только и успел ойкнуть он. Но не ушел и персиянин, не успел. Кеймир догнал его на айване и сильным ударом раскроил ему череп. Тут же полоснул батрак саблей по окнам, крикнул своим, чтобы шли за ним.

Бросились и другие к айвану. Бранные слова и выстрелы донеслись сверху, с балкона. Но поздно спохватились хозяева. Человек десять аламанщиков ворвались внутрь до ма. Некоторые бросились по лестнице на второй этаж, ос тальные внизу начали срывать с крючков и петель двери.

Кеймир с обнаженной саблей ворвался в небольшую комнату и остановился. На стене в бронзовой пасти дракона горела свеча. В тусклом освещении запестрели в глазах батрака богатые ковры на полу и стенах. Он шагнул к стене и только тут увидел: у стены на пуховой постели сидела, съежившись, девушка...

— Ах-ха, ханым! — удовлетворенно прорычал Кеймир и потянулся к ней.

Девушка завизжала, взмахнула руками и лишилась чувств. Кеймир огляделся и начал стаскивать один за другим ковры, укладывая их стопкой. Больше ничего примечательного в комнате он не нашел. Повертел в руках пузырьки с духами, баночки с мазями — поставил на место. Подбросил на ладони ожерелье из светящихся камней, сунул на всякий случай в кушак и наклонился над девушкой. Подняв ее на руки, он раза два произнес слово «ханым», думая, что она очнется. Затем решительно положил ее на ковры и стал закатывать в них. Ковры перевязал платком, взвалил добычу на плечи и крупными скачками направился во двор и дальше, на улицу, где стояли лошади.

Несколько их коней уже на месте не было. Кеймир смекнул: некоторые закончили дело и поскакали к морю, к кир-жимам. Другие, вслед за батраком, выскакивали с награбленным добром со двора, садились в седла. Ругань, дикий хохот, перекличка разносились по всему селению. Кеймир хотел было «взгромоздить ковры на свою лошадь, но вывернувшийся откуда-то Смельчак подсказал ему торопливо:

— Амана убили... Бери его коня...

Батрак привязал ковры к седлу лошади убитого, взял ее за поводья, вскочил на своего скакуна и рысью, следом за Смельчаком выехал из села. Они поскакали по ущелью вдоль реки, переговариваясь на ходу. Скоро стали догонять скачущих впереди аламанщиков. В лесу, как и было услов-лено, собрались все вместе, чтобы к морю выехать отрядом. Из пятидесяти вернулись назад около сорока всадников. Остальные были убиты в стычках или ранены смертельно. Сам сердар Тангры-Кули был ранен в плечо. В лесу, пока собирались в кучку, он рассказывал, как на него бросился с вилами конюх. Если б сердар не отскочил, то проткнул бы его персиянин вилами насквозь. Но аллах помиловал: вилы задели плечо.