Море согласия - [27]

Луна уже поднялась над горами, за которыми лежала страна гокленов. Ночь была настолько светлой, что виднелась караванная дорога и берега Гургена. Кеймир постоял, подумал и зашагал напрямик к устью реки, к серым высоким стенам рабата (Рабат — постоялый двор). Он решил, что идти на киржим и ложиться спать еще рано, можно проглотить соринку опиума в чайхане и послушать, о чем толкуют люди. Все равно, не успеешь приехать да отчитаться перед Булат-ханом, как начнет выспрашивать новости. А что скажешь нового, если хан спросит, как настроены кумыштепинцы после встречи с русскими? Пока что Кеймир не знал, что и думать об этом. Видел только — Кият вместе с белотелыми над солдатами потешается.

Кеймир пересек равнину между юртами и рекой, ступил в огромный двор, где стояли и лежали лошади, верблюды, ослы. Пригнувшись, он нырнул в большую высокую чайную, сплошь заставленную тахтами, на которых восседало множество народу. Торговцы, свои и приезжие, ели и пили, тянули кальян: пахло пряностями и едким пахучим дымом. Бахши — полнотелый парень с черной бородой— изо всех сил вытягивал мелодию, и люди покачивались на паласах в такт песне. Кеймир постоял на пороге, отыскивая взглядом местечко, где ему присесть. Внезапно до него донесся знакомый голос. Кеймир повернулся и увидел в самом углу на тахте Назар-Мергена н персиянина Мир-Садыка. Около них сидели еще люди— не кумыштепинцы, и челекенец сразу догадался: эти приехали с Мир-Садыком.

Кеймир пробился сквозь толпу к тахте, где сидел Назар-Мерген, поздоровался со всеми. Ему дали место и сразу протянули чилим. Он глубоко затянулся, вдохнул дым, еще раз затянулся и вернул курительный прибор. В голове парня приятно закружилось, в уголках губ засочилась сладкая тягучая слюна, а веки сразу отяжелели. Кеймир подтянул подушку и подложил ее под локоть.

— Тихо ли на дворе, батрак?— зачем-то спросил Назар-Мерген.

— Ай, опять с моря дует, — кисло отозвался Кеймир.— Придется ночевать на берегу. Утром поплывем дальше.

— Как приплывешь на свой Челекен, скажи Булату, что Кият с русскими из одного казана свиней жрет!

Кеймир засмеялся, соображая, что Назар-Мерген неспроста здесь сидит. И этот персиянин не зря с людьми приехал...

— Так, говоришь, с моря дует?— проговорил Назар-Мерген и заключил: — Хорошо бы, если б поднялась буря!

— Зачем тебе буря, Назар-Мерген?— удивился Кеймир.

Назар-Мерген поглядел на Мир-Садыка, сказал утешающе:

— Не бойтесь, Садык-джан, это наш человек. Правда, не так уж ловок да силен, как ваш Черный Джейран, но ничего. — И Назар-Мерген моргнул персиянину, давая понять, что специально подзадоривает челекенца.

— Кто такой Черный Джейран?— с усмешкой спросил Кеймир, задетый за живое.

— А вот он, кивнул подбородком на амбала Назар-Мерген. — Говорят, сильнее его — человека на всем Астрабадском берегу нет.

Черный Джейран, польщенный похвалой, радостно засмеялся, обнажив крупные зубы. Кеймир пристально стал разглядывать его, примериваясь к рукам, шее, ко всей дикой внешности амбала. Наконец, сказал:

— Если он желает, я буду бороться с ним. Я погну ему ребра...

Черный Джейран опять раскатисто засмеялся. Кеймир стиснул челюсти, протянул руку и ощупал руку амбала. Затем, не спеша, поднялся.

— Пойдем, будем бороться! — Сядь, батрак,— спокойно сказал Назар-Мерген и опять моргнул Мир-Садыку, который, глядя на челекенца, вытирал подкладкой шапки вспотевшую бритую голову.— Сядь, сядь, батрак,— повторил гургенец и наставительно сказал.— Силу борьбой проверяют днем. А ночью ее проверяют по-другому.

— По-другому? Как по-другому? — заинтересовался Кеймир и предложил:— Давай проверим по-другому...

Назар-Мерген вынул кальян изо рта сидящего рядом с ним джигита и воткнул в рот Кеймиру. Тот опять затянулся дважды и вернул кальян.

— Давай выйдем, батрак... И ты тоже пойдем,— позвал Назар-Мерген Черного Джейрана.

Втроем они вышли во двор рабата. Ветер усилился. По двору гуляла песчаная поземка. Назар-Мерген посмотрел на небо, сказал тихонько:

— Вместе поедете. Черный Джейран знает, что делать. Хотели его с другим человеком послать, но когда я увидел тебя, вспомнил: мне Булат-хан рассказывал, будто ты семь фарсахов без отдыха проплыл и не утонул...

— Да, было такое,— согласился Кеймир.

— Вот и хорошо,— отозвался Назар-Мерген.— Иди с ним, он скажет, что делать... Идите поскорее, ветер кстати поднялся. Сделаешь дело— получишь от Мир-Садыка столько, сколько нужно тебе на всю жизнь, не сделаешь— считай, что разговора у нас не было и мы не знаем друг друга...

— Ладно, яшули, не тяни за душу,— довольно сказал и гоготнул Кеймир, чувствуя, как все у него внутри загорается разбойничьим азартом. Он дернул за рукав Черного Джейрана и они быстро удалились со двора.

Пригнувшись, шли каменистым берегом Гургена. По ту сторону реки чернели отроги Астрабадских гор, будто следили за этими двумя парнями. Они спустились к бушующему морю, пошли вдоль берега, отыскивая в темноте кулазы. Впереди, в серебряном свете луны, вырисовывались силуэты раскачивающихся на волнах киржимов. Около них на берегу горели костры. Это торговцы остановились на ночлег, ждали, когда успокоится Каспий, чтобы двинуться дальше, в свои края. Оттуда, от костров, доносились звуки дутара и песня. Пел Курбан— один из двух друзей Кейми-ра: он его сразу узнал по голосу.