Море бьется о скалы - [85]
Лукьян Никифорович загорячился. Он совсем не ожидал провала. За такую работу могут на фронт отправить. В два счета…
Облизывая кончиком языка внезапно пересохшие губы, Лукьян Никифорович начал доказывать, что на всякое зло следует отвечать злом.
— Нет, так не по учению Христа, — стоял на своем Степан. — Не могу. Только не обижайтесь, пожалуйста…
— Да ты послушай, коллега… Конечно, свобода вероисповедания…
Неизвестно, сколько продолжался бы этот разговор, если бы не шум в соседней комнате, который Степан не преминул использовать для того, чтобы отвязаться от своего «приятеля».
— Что там такое?
Распахнув дверь, Степан увидел Яшку Глиста и Васька. Окруженные жильцами комнаты, они стояли один против другого в проходе между нарами. Как прежде, у Глиста позеленели теперь уж не втянутые щеки, и сам он весь так трясся от злости, что не попадал зуб на зуб. Васек же напоминал бодливого бычка, готового с секунды на секунду ринуться на своего врага.
— Не пугай! — цедил сквозь зубы Васек. — Самому, видать, страшно — так и других пугаешь. Конечно, в России по тебе веревка плачет. Давно плачет… А нас за что на Колыму, осиновая голова?
— Сам ты осиновая голова! Присягу нарушил? Родине изменил? Вот тебе и Колыма…
— Там разберутся, как и почему нарушил… А вот кто портреты Гитлера рисовал — тому несдобровать…
— А я не собираюсь в Россию. И вам не советую.
— Иди вон Лукьяну Никифоровичу посоветуй, а нам нечего..
— Брось бузить! — загудел Егор, вступаясь за Глиста. — Заткнись, пока я из тебя мокрого места не сделал!
Несколько человек возмутилось:
— Попробуй тронь!
— На кулаки все надеешься?
— У нас тоже есть кулаки…
Не ожидая такого отпора, Егор смолк. Яшка же с досадой плюнул, достал трясущимися пальцами сигарету.
— И тебе России не видать, как своих ушей. Попомни меня!..
Яшке надо было идти в следующую комнату, но он поспешно зашагал в немецкий блок.
— Господин унтер-офицер, не могу я больше… Рта раскрыть не дает. Так и ходит по пятам…
— Кто?
— Васек, беленький такой, из первой комнаты…
— Распустили!.. Курносого паршивца я давно приметил. Думаете, он со своего голоса поет? Нет, за его спиной стоят.
Удивительным парнем был этот Васек. Надвигающаяся победа над фашизмом, казалось, пьянила его, и он окончательно расстался со всякой осторожностью. Васек действительно ходил по пятам за «спасителями» и говорил им то, что думал. Никакие увещевания друзей не помогали.
Вот и сейчас Степан, после стремительною, не обещающего ничего доброго ухода Глиста, отвел Васька в сторону.
— Что ты делаешь, сумасшедший? Ведь расстреляют…
Васек насупился и зло отрубил:
— Плевал я… Всех не перестреляют. На моих братьев петлю набрасывают, а я должен молчать, да? Да пошли они!..
Вот и предостереги его.
В воскресенье из коридора слышится команда Антона:
— Строиться! Выходи! Живо!
Командиры взводов, проинструктированные штабом, потихоньку сообщают, что предстоит агитация. Что бы ни говорили — молчать. Ни звука!
Пленные лениво выходят на апельплац, становятся по четыре. Всем досадно от мысли, что предстоит долгая выстойка. И потому никто не обращает внимания на Антона, который, бегая вдоль строя, требует выравняться, «убрать» животы.
Пленные мрачно наблюдают, как Лукьян Никифорович и Егор устанавливают под флагштоком небольшой стол. А когда Яшка Глист приносит стул, а потом графин с водой и стакан — пленные переглядываются. Что за комедия? Васек кривит в злой усмешке губы, а Цыган многозначительно хмыкает и тянет:
— Будем посматривать, как говорил мой знакомый грузин…
Из немецкого блока выходят трое. Идут в ногу, твердо печатая шаг. Издали слышно, как хрустит под сапогами щебенка. Крайний справа — унтер, слева — лейтенант — «спаситель» Серж. А в середине — высокий, пожилой гауптман. Поджарый и прямой, будто аршин проглотил, смотрит сквозь толстые стекла очков высокомерно.
— Смирно! — командует Антон.
Гауптман небрежно машет рукой в белой перчатке, дескать, вольно.
— Вольно!
Гауптман садится на стул, унтер и лейтенант почтительно стоят по бокам.
— Я очень корошо знать Россия.
Этим запас русских слов у гауптмана, кажется, истощился. Чтобы хоть как-нибудь слепить следующую фразу, гауптману нужно время. Он сосредоточенно морщит лоб, жует толстыми губами.
— Крупный специалист по России! Знаток!..
Фраза нравится русским. Ее передают по рядам, пересмеиваются. Кто-то подозрительно долго кашляет. Унтер хорошо понимает, с какой целью это делается: неуважение начальства, своего рода саботаж… «Большевистские выродки!..» — думает унтер. Взгляд его становится холодным и острым, и, как всегда в таких случаях, начинает подрагивать в колене левая нога.
— Я видеть, как жить мужики старая Россия. Очшень корошо жить, Филь свинья и баран. Етцт нет свинья и баран…
— Сам ты свинья и баран! — шепчет Васек Цыгану, а тот, прыская в руку, передает соседу, и вскоре весь строй смеется. Смеется почти в открытую.
Гауптман в замешательстве. С недоумением на лице он оборачивается к унтеру. Тот с быстротой, которой позавидовал бы спринтер, срывается с места.
— Молчать! Смирно! Ждете Красную Армию?! Сталина?! Не дождетесь! Ложись! Встать! Бегом! Ложись!
Эта книга о достойных дочерях своего великого народа, о женщинах-солдатах, не вернувшихся с полей сражений, не дождавшихся долгожданной победы, о которой так мечтали, и в которую так верили. Судьбою им уготовано было пройти через испытания, столкнувшись с несправедливостью, тяготами войны, проявить мужество и стойкость. Волею обстоятельств они попадают в неоднозначные ситуации и очистить от грязи свое доброе и светлое имя могут только ценою своей жизни.
Роман армянского писателя Рачия Кочара «Дети большого дома» посвящен подвигу советских людей в годы Великой Отечественной войны. «Дети большого дома» — это книга о судьбах многих и многих людей, оказавшихся на дорогах войны. В непрерывном потоке военных событий писатель пристально всматривается в человека, его глазами видит, с его позиций оценивает пройденный страной и народом путь. Кочар, писатель-фронтовик, создал достоверные по своей художественной силе образы советских воинов — рядовых бойцов, офицеров, политработников.
Книга рассказывает о Герое Советского Союза генерал-майоре авиации Прокофьеве Гаврииле Михайловиче, его интересной судьбе, тесно связанной со становлением штурманской службы ВВС Советской Армии, об исполнении им своего интернационального долга во время гражданской войны в Испании, боевых делах прославленного авиатора в годы Великой Отечественной.
База Королевских ВВС в Скэмптоне, Линкольншир, май 1943 года.Подполковник авиации Гай Гибсон и его храбрые товарищи из только что сформированной 617-й эскадрильи получают задание уничтожить важнейшую цель, используя прыгающую бомбу, изобретенную инженером Барнсом Уоллисом. Подготовка техники и летного состава идет круглосуточно, сомневающихся много, в успех верят немногие… Захватывающее, красочное повествование, основанное на исторических фактах, сплетаясь с вымыслом, вдыхает новую жизнь в летопись о подвиге летчиков и вскрывает извечный драматизм человеческих взаимоотношений.Сокращенная версия от «Ридерз Дайджест».
В годы Великой Отечественной войны Ольга Тимофеевна Голубева-Терес была вначале мастером по электрооборудованию, а затем — штурманом на самолете По-2 в прославленном 46-м гвардейским орденов Красного Знамени и Суворова III степени Таманском ночных бомбардировщиков женском авиаполку. В своей книге она рассказывает о подвигах однополчан.
В сборнике «Год 1944-й. Зарницы победного салюта» рассказывается об одной из героических страниц Великой Отечественной войны — освобождении западноукраинских областей от гитлеровских захватчиков в 1944 году. Воспоминания участников боев, очерки писателей и журналистов, документы повествуют о ратной доблести бойцов, командиров, политработников войск 1, 2, 4-го Украинских и 1-го Белорусского фронтов в наступательных операциях, в результате которых завершилось полное изгнание фашистских оккупантов из пределов советской Украины.Материалы книги повествуют о неразрывном единстве армии и народа, нерушимой братской дружбе воинов разных национальностей, их беззаветной преданности советской родине.