Мораль - [34]

Читая записки и дневники нацистских преступников, то и дело наталкиваешься на одну и ту же мысль: мы делаем ужасные вещи, но если победят наши враги, то все будет еще хуже. Если власть достанется евреям и коммунистам, если придут русские с американцами, то они с немцами поступят еще хуже, чем немцы поступали с ними. Тезис ничем не оправданный с точки зрения опыта — где, когда евреи загоняли в концлагеря, травили газом и расстреливали немцев? — но объяснимый с точки зрения логики «относительной морали».

Задним числом история все ставит на свои места. Русские с американцами пришли. Власть в Восточной Европе досталась коммунистам, среди которых были и уцелевшие евреи. В ходе войны были ковровые бомбардировки германских городов. После победы были репрессии и жесткости (массовое изнасилование немок, выселение немцев из Восточной Пруссии и Судет). Однако дело не только в том, что это можно трактовать как своеобразное возмездие за поддержанную германским народом политику Третьего рейха, и даже не в том, что безобразия, имевшие место в Центральной Европе после победы антигитлеровской коалиции, все равно не шли ни в какое сравнение с тем, что творилось там же в годы правления нацистов. Главное различие в том, что даже система, установленная в «коммунистической» Восточной Германии, со всем ее авторитаризмом, была на порядок гуманнее «Третьего рейха». Про Западную Германию и говорить не приходится. Поэтому мы не забудем и не простим преступлений нацистов, но готовы простить концлагеря, организованные для американских японцев в Калифорнии, или бомбардировку Дрездена. История не может оправдать, но может простить...

Итак, цель не оправдывает средства, но до известной степени они могут быть частично оправданы историческим результатом. Однако здесь мы рискуем угодить в новую ловушку. Во-первых, оправдание через результат может быть только частичным (кто сказал, что та же цель не могла быть достигнута меньшей ценой?), а во-вторых, результат предъявит нам история в будущем, действовать же, принимать решения надо сейчас.

Приходится признать: честный ответ на подобные вопросы состоит в признании невозможности одного правильного ответа.

Мы остаемся перед необходимостью постоянного личного выбора, и никаких подсказок, готовых формул и применимых по шаблону «нравственных императивов» не существует. Вернее, они существуют, но пользы от них в реальных обстоятельствах, увы, немного...

Не обязательно выбор принимает трагическую форму, но даже в наше не героическое (к счастью) время груз моральной ответственности постоянно лежит на всяком, кто занимается политической деятельностью и, парадоксальным образом, особенно на том, кто пытается заниматься политикой в противостоянии системе. Ибо антисистемная деятельность требует отрицания не только принципов, но и средств, характерных для существующего порядка, тогда как эффективность борьбы предполагает, как минимум, возможность использования этих средств; радикальная критика требует бескомпромиссной стойкости, а успех в реальном мире невозможен без готовности идти на компромиссы, и это правило является общим, независимо от радикализма политических требований. Моральное осуждение системы не освобождает от необходимости жить в этой системе, а следовательно сообразовываться с ее условиями и правилами.

Пожалуй, самый лучший ответ на эти вопросы дала древнекитайская история о разочаровавшемся во власти мудреце. Изгнанный из столицы философ Цюй Юань пришел на берег реки и стал жаловаться рыбаку на порчу нравов и упадок добродетели. «Грязное болото — наш век, — говорил Цюй Юань. — Чистого больше нет. Власть в руках у безграмотных людей. Восхваляют доносчиков! А благородные мудрецы не имеют известности!»

Так он возмущался и сетовал, перечисляя пороки и преступления общества.

«Что ж, — ответил рыбак, — в грязной воде можно ноги мыть».

Философ не понял, и утопился.

А рыбак пошел по своим делам...

Чужие дети

Комфорт или жизнь

Долгинова Евгения  

 

 

I.

В столицах шум. Мне как будто плюнули в лицо, — яростно говорит одна. Нет, — горько возражает второй, — это нам, всем нам плюнули в лицо. Нет, — говорит третий, — эти плюнули в харю будущему своих детей.

Своих детей (во всяком случае — детей-подростков) у них чаще всего нет, но нужно ли, — они переживают за всех наших, за каждого; об очередном грязном преступлении из серии «Россия против детства» (в данном случае — введении комендантского часа для подростков) они вещают с гражданских облаков, с горней выси правосознания. Внизу, на земле, мы — дремучая родительская масса, агрессивно-, разумеется, -послушное большинство — мамки, клуши, рабы сверху донизу все рабы, — одобряем полицейщину.

Малость, вздор — всего-то поправки к закону, а ведь какие дебаты, какие бои.

Ожесточенная полемика вокруг поправок к закону «Об основных гарантиях прав ребенка в Российской Федерации» началась за несколько месяцев до того, как поправки были утверждены президентом. Собственно текст закона мало кто читал; коллективному «нравственному переживанию», как известно, надобен не контент, а информационный повод. Обвальную «этическую реакцию» вызвали заголовки новостных лент, где сияла бодрая, со звонким оккупационным привкусом, дефиниция «введен комендантский час для лиц до 18 лет». Так в общем-то рутинное, далеко не революционное законодательное событие (регионам разрешили устанавливать ограничения на пребывание несовершеннолетних на улицах с 10 вечера до 6 утра и посещение ими различных злачных, винно-водочных и сексшопных мест) обросло неслыханными репрессивными ожиданиями.