Мораль святого Игнатия - [19]

С этим неуверенно согласился и Дамьен де Моро, заметив, что главная несправедливость заключается для него в том, что он, когда бывает прав, часто сомневается, но ошибается всегда с полной уверенностью…

Все улыбнулись.

— А вы согласны, Лоран? — мягко спросил Дюран. Тот все это время молчал, храня на лице печать умеренного интереса и столь же умеренной скуки. Теперь он пожал плечами. Понятие справедливости — расплывчатая и трудноопределимая величина. Скорее, можно понять несправедливость…

— Но допустимо ли самому пытаться устранить несправедливость? — Дюран задал этот вопрос именно де Венсану, но тут два голоса, резко контрастируя друг с другом, одновременно высказались.

«Нет» — Потье был категоричен. Не менее категоричен был д'Этранж. «Да».

Оба, сумрачно взглянув друг на друга, умолкли.

Лоран тихо, но отчетливо заметил, что справедливым является право сильного и слабые не могут установить справедливость, если под ней понимают своё право управлять сильным. Нет у них такого права, и их попытки приведут к тому, что их вовсе уничтожат. И это будет справедливо. Лицо де Венсана было спокойным, но пальцы все время дергали и крутили тонкое серебряное кольцо на его безымянном пальце.

Воцарилось короткое молчание.

— Мир справедлив и истинен, ибо управляется справедливым и истинным Богом, — был убежден Котёнок, одновременно высказывая воззрение и оппонируя Лорану. — Я уверен, что, если что-то нам кажется несправедливым — это свидетельство только нашего непонимания. Когда человек становится безбожным — Бог кажется ему бесчеловечным, и он во всем видит несправедливость, а на самом деле мир прекрасен, справедлив и исполнен Божественной благодати, — лучезарно улыбнулся Гаттино отцу Дюрану.

— Несправедливость в мире есть, — не согласился Леон Нуар из соседнего класса. — Вот скажите, — он обратился к отцу Аврелию, — вот двое. Один — художник, творящий по Божьему вдохновению. Другой всю жизнь пытается подняться на вершину его гениальности. Но — не дано… и где-то на полпути к вершине он и остаётся, несмотря на все усилия превзойти свою ограниченность. Но почему? Ему не дано стать великим. Чей это произвол? Бога? Почему человек должен всю жизнь чувствовать себя неполноценным? Разве это справедливо?

Отец Аврелий неожиданно обернулся к Потье.

— Вас, кажется, коллеги зовут Гамлетом? — Тот кивнул, — а что бы вы ответили Леону?

Лицо Гастона стало жестоким. Черты обострились.

— Я забыл прибавить ещё одну парадигму справедливости. «Знай сверчок свой шесток». Платон тут прав. Бездарь, дерзающий быть гением, пусть винит своё глупое дерзание, а не провидение. Ещё летать бы захотел, глупец…

— Вам не нравится одарённость? Раздражает дерзание? Или — несправедливость?

Гамлет неожиданно словно сломался. Резкий перепад в настроении поднял его голос почти на октаву.

А разве справедливо отрицать, что дурацкое следствие может и не проистекать ни из какой причины? Калибан прав. Несправедливость мира понять проще, она вертится, как смерч, вокруг этих дурацких слов «За что?» — и что толку взывать к справедливому Господу? Как устал я от дерзающих, притязающих и одарённых! Как утомился от ищущих справедливость! Как надоело жить среди калибанов… Где то убежище, что укроет от них? Каждый заслуживает Бисетр, это тоже справедливо… Как болит голова, — произнёс он вдруг так жалобно, что Дюпон, д'Этранж, де Моро, и Котёнок стремительно обернулись к нему. Гастон поспешно вышел, за ним выскочил и Филипп, после чего дискуссия была продолжена, но ничего интересного больше не прозвучало.

Вечером отцы-игнатианцы собрались зале ректорского корпуса. Отец Аврелий был странно задумчив, и когда Гораций де Шалон попросил его высказаться об увиденном — ведь со стороны виднее — помрачнел ещё больше. Вслух заметил, что понял их беспокойство и находит его оправданным. «С этим мальчиком будьте поласковее: вы имеете дело с крайне восприимчивым, весьма нервозным и легко возбудимым… змеёнышем. И Бога ради, не наступите» Даниэль с Горацием переглянулись. Весьма нервозным и легко возбудимым?

— Вы о ком, Сильвани?

Тот, однако, нисколько не затруднился.

— Вы же затеяли это ради этого, сероглазого, определившего справедливость как расплывчатую и трудноопределимую величину? Я правильно понял?

Его заверили, что он не ошибся.

— Но почему вы назвали его нервозным, это Потье свойственна некоторая…

— …артистичность, — расхохотался отец Аврелий, — и не некоторая, а весьма значительная. У Красавца голова на плечах. Он, кажется, единственный из всех, понял, чего вы добиваетесь, но боялся подсказать вам искомое. Однако изощрился и сумел. Кое-что обронил и этот смазливый малыш с яркими глазёнками. Что до вашего Венсана — благодарю Господа, что он не в моём классе. Возни вам хватит, и тут ничего не поделаешь, — он помрачнел ещё больше. — Il est trop tard de fermer la porte, quand le loup est entre — когда волк в доме, глупо запирать дверь.

Сильвани ушёл. Гораций горестно переглянулся с Даниэлем и тяжело вздохнул. Тот ответил ему унылым и сумрачным взглядом. Обсуждая, что имел в виду их коллега, отцы вернулись к себе в спальню. Аврелий, начав фразу по-французски, неожиданно закончил её итальянизмом. «Extremement receptif, tres nerveux et facilement excitable par le… serpentеllo». Почему?