Монтаньяры - [36]

В октябре 1784 года он уже смог поставить перед своей подписью «лиценциат прав». Но он изменяет и саму подпись, выделив апострофом первую букву, самозванно приобретая тем самым дворянскую приставку: «д'Антон»! Не только тщеславие побудило этого «республиканца» пойти на примитивную уловку. Его толкали на это и чисто практические, деловые соображения: принадлежность к благородному сословию многим еще внушала доверие и уважение. Он всего лишь адвокат парламента. Такое звание без жалованья давалось каждому обладателю диплома и само по себе ничего не значило. Несколько ранее Дантона такое же звание получил Робеспьер и, мудро рассудив, что с этим сокровищем в Париже ничего не добьешься, уехал делать карьеру в Аррас. Но не таков Дантон, осторожности и предусмотрительности у него куда меньше, зато смелости, оптимизма и веры в себя — хоть отбавляй!

Дантон начинает частную адвокатскую практику в столице, где и без него более шестисот адвокатов. Успех определяет здесь имя, известность, связи, наконец, своя солидная контора. Ничего этого у него нет. Но судебные дела ему все же поручали. Точных сведений о них историки не обнаружили, ибо архив Дворца правосудия сгорел дотла во время одного из многочисленных революционных событий Франции XIX века. Но тот же Сент-Альбен в мемуарах рассказывает, как мэтр д'Антон защищал одного пастуха, который стерег скот своего сеньора, а затем, несправедливо обиженный им, подал в суд на хозяина. Чем же кончилось дело? Суд, состоявший, естественно, из привилегированных, благодаря великолепной речи нового адвоката решил дело в пользу человека низкого происхождения. Для того времени — триумф, и мелкое само по себе дело, как вспышкой, в какой-то мере предвещает будущее великого демократа. О других его судебных делах не известно ничего, если не считать презрительного замечания в «Мемуарах» мадам Ролан, что Дантон тогда был «ничтожным адвокатом, более обремененным долгами, чем судебными делами». Можно ли считать это мнение справедливым, учитывая, что знаменитая вдохновительница жирондистов писала это в тюрьме, куда она попала не без помощи Дантона, которого она ненавидела и даже внешность его считала «отталкивающей и отвратительной»? Мадам Ролан, надо отдать ей должное, была недалека от истины. Начинающий адвокат действительно не вылезал из долгов и, конечно, не числился среди тогдашних звезд юридического мира Парижа.

Правда, теперь он снимает скромную, но свою квартиру на улице Тиксандери, рядом с Ратушей и Гревской площадью. Улица эта давно исчезла, по ней прошла нынешняя улица Риволи. Что касается Ратуши, то существующее ныне здание унаследовало прежнее место, но стало в четыре раза больше старого, в минуте ходьбы от которого жил Дантон. Площадь стала в три раза больше и давно уже называется площадью Ратуши. До Дворца правосудия, впрочем, тоже было недалеко. Однако Дантон подбирал квартиру не по соображениям близости к месту своей основной деятельности. Дело в том, что на том же этаже жила его землячка мадемуазель Франсуаза Дюгутуар. Одинокая барышня унаследовала состояние родителей и жила половину года в Труа. Там-то с ней и познакомился Дантон, поскольку она советовалась с его дядей юристом по поводу каких-то имущественных дел. В Париже, где мадемуазель меньше опасалась за свою репутацию, она давно уже принимала Дантона, и не только для юридических консультаций. В кругу друзей Дантон, с присущей ему полной откровенностью, как-то не постесняется заявить: «Мне необходима женщина!» Во всяком случае, в марте 1783 года в церкви Сен-Жан-ан-брэв мадемуазель крестила рожденного ею младенца мужского пола, у которого, как записал кюре, «отец неизвестен». Это любопытное обстоятельство, как мы увидим дальше, окажется связанным с личными делами Дантона.

Он легко приобретал друзей благодаря своему добродушию, доверчивости, жизнерадостности и откровенности. Правда, этот дар привлекать к себе, становиться центром любой компании, вызывает недоброжелательность, зависть, злобу у людей очень самолюбивых, но неспособных быть столь же обаятельными. Теперь, когда он завел свой, хотя и очень скромный дом, у него часто собираются друзья. С ним остаются связанными многие знакомые с детства, его бывшие школьные товарищи, которые один за другим перебираются в Париж вслед за Дантоном. И вот у него Луи Беон, Куртуа, Сент-Альбен, Жюль Парэ. Беон теперь одет в сутану. Но среди них появляется еще один священник. А это тот самый Беранже, их учитель, который когда-то хотел избить Парэ. Теперь он тоже входит в их дружеский кружок. Оказывается, этот школьный палач придерживается демократических убеждений и даже готов терпеть богохульные речи атеиста и циника Дантона. Но здесь также и новые друзья, быстро приобретенные им уже в Париже, во Дворце правосудия. Душа компании, естественно, сам хозяин, готовый обсуждать что угодно из философии, права, экономики и, конечно, политики. Нередко эти разглагольствования затягивались далеко за полночь. Здесь бывала только одна женщина, соседка Дантона Франсуаза Дюгутуар. Ведь она тоже из Труа, как и многие здесь. Может быть, она уединялась с ним, когда все, наконец, расходились? Нет, свидания такого рода происходили раньше, когда Дантон служил у Вино. Свободную любовь сменили простые дружеские отношения. Случайно оказалось так, что Дантон содействовал ее замужеству. Однажды он познакомил ее с адвокатом Советов короля Гюе де Пези. Зародилась взаимная склонность, они станут любовниками, а позже — мужем и женой. Возникает довольно странная коллизия, которая приведет и к устройству личной жизни самого Дантона. Начинается любопытная история: она многое обнаружит в его облике и характере…