Монстры всегда возвращаются! - [35]
– Конкурс отменяется!
Ляля покачала головой:
– Ты же сам весь год давил на меня, требуя, чтобы я что-нибудь сделала для своей школы. А теперь, когда я наконец-то это сделала, ты требуешь все отменить?
– Ляля! – предостерег Клод. – Осторожней…
– Ты будешь делать, что я скажу.
– Зачем? – Ляля скрестила руки на груди. – Ты же снова передумаешь!
В толпе ахнули.
Мистер Д вонзил лопату в землю.
– Дракулаура, увидимся дома, в гостиной. Остальные могут расходиться. Собрание окончено!
В камине за стеклянным экраном трепетали языки пламени.
Ляля села на диван и расправила плечи. Пригладила розовый чубчик Дивного Графа, вскинула подбородок, стиснула руки, чтобы согреться. Эта поза напомнила ей о том, как дед с бабкой наняли Денислава Блегу, чтобы написать ее портрет. Только тогда ее трясло от скуки, а теперь – от ожидания.
Перед тем как уйти с поляны, Клод уговаривал ее попросить у отца прощения. Лагги с Клодин желали ей удачи и умоляли позвонить сразу, как только будет возможность. Фрэнки предлагала спрятать ее у себя в фабулатории. Но Ляля отказалась. Ну что он ей может сделать? Убьет? Она и так умерла, уже тысячу пятьсот девяносто девять лет тому назад!
Рядом возник дядя Влад. Он благоухал эвкалиптом.
– Добавки хочешь? – спросил он, помахивая ложкой.
Ляля потерла живот и покачала головой. Она, конечно, нуждается во внимании отца, но не настолько, чтобы вытошнить соевый паштет на его новые джинсы.
– Чаю с мятой, если можно, – сказала она, возвращая Владу тарелку.
– Что, не получается заесть огорчение?
– Я уже объелась, – сказала Ляля, выглядывая в окно, – а огорчение все равно осталось.
– Мне так жаль, что я не смог присутствовать на… а-а-а…
Дядя Влад поспешно поставил поднос, полез в карман кимоно и поднес к носу шелковый носовой платок.
– …А-а-апчхи!
– Будь здоров!
Он приподнял очки и промокнул уголки глаз.
– Говорил же я ему – буквально умолял! – не ставить этот шредер в моей зоне здоровья! Эта штука буквально высасывает из меня витамин С! Да разве ж он послушается?
Влад умолк, чтобы высморкаться.
– Ни в какую!
Он высморкался еще раз.
– Разве я что понимаю в фэн-шуе? Всего-то навсего книжку написал, да еще программу для айфона! Не говоря уже о…
По стенам гостиной скользнул свет фар. Гравий на дорожке захрустел под шинами дорогого автомобиля.
– Сейчас принесу чай! – сказал дядя Влад и смылся.
Входная дверь со скрипом отворилась. Наверху, в спальне, послышался шорох и топот – ее питомцы разбегались по своим убежищам. Дивный Граф, по-прежнему висевший у нее на запястье, мелко задрожал. Ляля накрыла ладонью его колотящееся сердечко. Жалко, что в программе «Rosetta Stone» нет курса звериного языка, и она не может сказать своим друзьям, чтобы они успокоились! Ее отец, конечно, кусается, но все-таки больше лает. А кроме того, они его не интересуют. Его вообще не интересует никто и ничто, кроме его работы. А она тут век за веком пытается до него достучаться, произвести впечатление…
Дверь с грохотом захлопнулась.
Послышались шаги. Озарение налетело на Лялю с размаху, как беспорядочно мечущаяся летучая мышь. Как сказал кто-то старый и мудрый: «Подумай, а так ли он тебя любит?» Может быть, все дело в этом? А если так – почему бы не высказать все, что у нее на душе? На данный момент ей терять нечего – кроме победы в конкурсе.
Дивный Граф сорвался и улетел прочь, его розовая нарощенная челочка оторвалась и упала на ковер. Ляля наклонилась, чтобы ее поднять, но встретилась с острым носком отцовской туфли. Отец растер искусственную челку, как сигаретный окурок. «Вот это облом!»
– Как ты посмела бросить мне вызов?! – прошипел он, грозно глядя на нее.
Ну что ж, зато он наконец-то здесь, не в HD, а в 3D! Он дышит тем же воздухом с дымком от камина, что и она. Они впервые общаются в гостиной без помощи экрана. Осознав это, Ляля невольно улыбнулась. От этого он взбесился.
– Я – главный! – взревел он, оскалив клыки. – И когда я тебе приказываю что-то сделать, ты должна выполнять! И вообще, я твой отец!..
«Ха!»
– По укусу, – пробормотала она, – но не по крови!
В коридоре ахнули. Потом чихнули.
Влад подслушивал. Но мистеру Д и Ляле было не до этого. Они застыли неподвижно, и брошенная ею фраза носилась по комнате, как порыв ледяного ветра.
Воспоминания… Мучительный голод. Холод и сырость. Чьи-то руки несут ее сквозь метель… алые капли падают, оставляя цепочку следов на снегу. Кашель раздирает грудь, отдается во всем теле… снова кровь… вверх по лестнице… Становится теплее. Серебристый лунный свет исчез. Они поднимаются навстречу теплым оранжевым отблескам. Ее кладут в постель. Пахнет монетами и соленым потом. Простыни, еще недавно шелковистые и гладкие, пропитываются потом. Рядом стонет мать, зовет Лауру… Она хочет ответить: «Мама, я тут!», но говорить слишком трудно… Мистер Д твердит, что Лаура здесь… Смертельная усталость… последний вздох матери… она безмолвно умоляет ее не уходить… Мистер Д вбегает в комнату… зовет мать по имени… «Алина, Алина, Алина!» – обнимает ее, как будто она не простая служанка… как будто он – не румынский аристократ… Врач объявляет, что слишком поздно… Плечи мистера Д трясутся… он говорит, что мог бы ее спасти, что опоздал из-за проклятой метели… Врач говорит, что девочка тоже долго не протянет… Мистер Д склоняется над ней… откидывает в сторону ее потные волосы… Страшная боль пронзает шею… давит, парализует… тьма… а потом – новый день. К ней вернулись силы. Матери больше нет. А она почему-то может думать только об одном: поскорее вонзить свои странные, острые зубы в кусок сырого мяса.
