Монстры Лавкрафта - [13]

– С радостью, – я отвесил ему поклон и выпил еще. Внутри у меня разгорелось пламя, распространяясь к груди и лицу. Большие прадедушкины часы за стойкой тикали слишком громко.

Старина Джейк поправил шляпу и изменил позу в кресле, удостоив меня своим самым зловещим взглядом. Черты профиля этого ублюдка были острыми, как топор. Браток. Громила. У него на плече висела винтовка.

Я сделал еще один большой глоток, чтобы успокоить свои нервы, и так стукнул стаканом, что со стола поднялась пыль. Мотыльки, как маленькие планеты, лениво парили, вращаясь вокруг света от размытых дождем окон. Я обратился к Тросперу:

– Я слышал, что ты сдружился с плохим парнем, известным как Том Маллен.

Мне ответил Джейк. Мягко, но непреклонно:

– Тебе сказали пить или выметаться отсюда, – будь я проклят, если у этого ковбоя был не самый злой голос, какой я когда-либо слышал. Его первая ошибка заключалась в том, что он положил свою костлявую руку на приклад своего пистолета. Вторая ошибка – он не убрал эту пушку в чехол.

Поэтому я выстрелил в него дважды. Первый раз – в живот, сквозь пряжку, второй раз – рядом с воротником его жилета. Джейк упал со своего табурета и скорчился в опилках. Его шляпа далеко отлетела. На макушке его густой копны светлых волос показался идеальный розовый круг. Вот что бывает, если постоянно носить гребаную ковбойскую шляпу.

Повернувшись к Тросперу, который в тот момент замер, превратившись в невзрачную статую, я сказал:

– Не дергайся или я пригвозжу твой член к полу.

Я подошел к Джейку. Ковбой был парализован – он уже почти выпустил свой пистолет. Я наступил ему на запястье, пока оно не захрустело. Он зашипел. Я пару раз ударил его каблуком в челюсть. Это заставило его успокоиться.

Затем я вернулся на место и налил себе еще выпить.

– Эй, в чем дело? Никогда не видел, чтобы стреляли в людей? Что это у тебя за забегаловка такая? – я перевел взгляд на тускло освещенный потолок, усыпанный дырками от пуль и пятнами жира. – А, здесь обычно обстреливают твою собственность, а не друг друга? Жаль, что эти кретины все делают не так. Давай, Троспер. Глотни немного. Этим ковбоям, похоже, нравится твое пойло.

Троспер стал таким же серым, как его фартук. Он сильно потел. Его рука дрогнула.

– Эм, у Джейка много друзей, мистер.

– А у меня много пуль. Выпей, амиго, – после того как он сделал глоток своего же продукта, я добавил: – Хорошо. На чем мы остановились? Ах да, на мистере Маллене. Мне нужно повидаться с ним. Есть какие-нибудь мысли на сей счет?

– Он обычно приходил сюда каждые две недели. Напивался. Играл в карты с парнями из бара «Эйч». Постоянно спал с девками из «Пчелы».

– Ясно. С какой-то определенной девкой?

– Нет. У него не было дамы сердца.

– Когда ты видел его в последний раз?

Троспер задумался над ответом.

– Не знаю. Давненько. Боже, Джейк мертв? Он не шевелится.

– Черт возьми, и правда. Не отвлекайся. Говоришь, Томми занимался поиском золота?

– Я ничего не знаю, мистер. Я только сказал, что он всегда приходил в пыли, – глаза у Троспера были как стеклянные. – Я правда ни черта не знаю, мистер. Может, он уже уехал. Я за ним не слежу.

– Шериф сказал, что Маллен чем-то болеет.

– У него хорея. Ну знаете, трясется, как пьяница, который с утра не похмелился. Однажды я видел, как он упал, задергался и нацарапал у себя на лице что-то ужасное. Когда все закончилось, он просто улыбнулся и попытался отшутиться.

Я узнал имена и описания завсегдатаев бара «Эйч», но вряд ли стану их расспрашивать. Перед уходом я сказал:

– Хорошо, Троспер. Я буду поблизости, возможно, зайду еще раз, проверить, не вспомнил ли ты что-нибудь еще. Держи двадцатку. Этого должно хватить на гроб.

7

От виски и адреналина я получил такой кайф, что, придя в фойе ранчо «Пчела», сразу свалился на плюшевый диван. Не такая уж страшная хозяйка борделя сняла мои перепачканные грязью ботинки и растерла мне ноги маслом. Эта мадам, этот фрегат в пурпурной одежде, которая представилась Октавией Плантагенет, угостила меня кубинской сигарой из вельветовой коробки. Она проворно отрезала кончик сигары необычным серебряным резцом. Затем подожгла ее и, усмехнувшись, с явным намеком засунула ее между своими пухлыми красными губами. Румянец на ее щеках усилился.

Ранчо «Пчела» расплылось в парах от кальянов и косяков марихуаны из Кентукки. Смуглый парень бренчал на своем ситаре, скрепляя союз декаданса Старого Света и изобилия новых рубежей. Здесь был изящный персидский ковер и прохладная латунь, но никакой фанеры – только полированное красное дерево и никакого дешевого стекла – только отборный хрусталь. Девушки были одеты в красивые платья, их блестящие темно-коричневые волосы были убраны наверх, а ресницы хлопали над сияющими, как самоцветы, глазами. Румяна, духи, блестки и чары – все это смешивалось в опьяняющем коктейле фальши и похоти.

Мадам Октавия вспомнила Хикса:

– Томми Маллен? Жалкий парень, да, с нервным расстройством. Платил исправно. И не был груб с девушками, если хотел сделать что-нибудь отвратительное. Это выносили только Лидия и Конни, но он не жаловался. Черт, да он не заходил уже целую вечность. Думаю, он вернулся на восток.