Монсегюр и загадка катаров - [100]

Первой нормальной и обязательной реакцией на сообщение о том, что найден тот или иной «секретный» документ, должно быть недоверие. Качество, присущее настоящему тайному документу, — прежде всего его секретное существование. Этого критерия может быть достаточно, чтобы сразу отказаться от дальнейшего изучения документа, пускай даже это сильно огорчит того, кто его нашел. Здравый смысл должен подсказать читателю простую истину: если некую вещь нужно сохранить в тайне, то обычно принимаются все меры предосторожности для того, чтобы не оставить никаких указаний о ее местонахождении. А читателю шпионских романов и подавно известно основное правило всевозможных агентов: секретное сообщение передается, как правило, в устной форме и гораздо реже в письменной; в последнем случае ни один шпион не затягивает с уничтожением письменного свидетельства. Итак, пусть же нас более не пичкают историями о «тайных» документах, найденных волшебным образом и годных лишь для того, чтобы подтвердить ложную гипотезу. Это требование в большей степени хотелось бы предъявить наукам, называемым оккультными, однако, увы, этим грешит и научная дисциплина история: архивистам прекрасно известно, что большая часть материалов, хранимых ими с подобающим почтением, состоит из подделок всевозможных сортов.

В случае с четырьмя катарами, исчезнувшими накануне капитуляции Монсегюра, логично было бы предположить, что в их задачи входило выполнение некой миссии, а миссия эта заключалась в том, чтобы передать какие-то тайные указания определенным лицам. Возможно, им удалось выполнить поручение: они доставили то, что было увезено ими из Монсегюра, по назначению. Разумеется, они остереглись оставить какие-либо следы, способные привести нас к разгадке тайны, справедливо опасаясь того, что они могут быть использованы инквизицией или королевской властью. Это все.

Подобная догадка никоим образом не мешает увязать между собой некоторые необъяснимые, смущающие исследователей факты; напротив, их сопоставление вполне может прояснить некоторые стороны этого дела. Например, тот факт, почему французский король, расправившись с катарской ересью и подчинив себе Окситанию, не переставал проявлять интерес к стране катаров и к краю Разе в частности. Неистовство капетингской монархии по отношению к несчастному Транкавелю, на первый взгляд, никак не вяжется с тем благодушием и дружелюбием, которое проявляла Бланка Кастильская к Раймунду VII, графу Тулузскому, вероломному вассалу, покровительствовавшему еретикам. К слову сказать, в легендах графства Разе то и дело упоминается Белая королева — очевидная контаминация исторического персонажа с волшебной Белой дамой из пиренейских легенд. Неслучайно также, что сокровище, найденное Соньером в церкви, в одной из опор алтаря, так называемой «вестготской колонне» (но на самом деле ее нужно отнести к каролингской эпохе), называли «сокровищем Бланки Кастильской».

Возможно, ситуация была следующей: Бланка Кастильская знала, что Раймунд VII, Транкавель и, без сомнения, еще кто-то из их окружения получили в свое распоряжение некие документы или устные сведения, касающиеся французской монархии. Возможно также, что эти документы или сведения были переданы им катарами (или, по крайней мере, клириками из среды катаров). Возможно, наконец, что документы, доставленные катарами, предназначались для своего рода давления на власть — иными словами, для шантажа.

Другой волнующий факт — уже рассмотренное нами в предыдущей главе отношение между катарами и произведением о Граале, созданным Вольфрамом фон Эшенбахом. В XIII веке среди немецких ученых мужей, проникнутых духом оккультизма, ходило мнение, что между еретиками-катарами и хранителями Грааля была очевидная связь — следовательно, Грааль вполне мог быть катарским «талисманом». Эта подзабытая идея вновь приобрела популярность в конце XIX века благодаря немецким интеллектуалам и французским оккультным кругам; не забыл о ней и следующий век.

Попробуем объяснить это так: Грааль, со времен Кретьена де Труа ставший политическим объектом и неоднократно используемый в этом ключе различными идеологами, можно рассматривать как отсылку к «сокровищам» катаров, иными словами, к документам или устным сведениям, касающимся французской власти. Известно, что цикл «chansons de geste du roi» (героические песни о деяниях Карла Великого) представлял собой нечто вроде мифологического подтверждения легитимности капетингской монархии, наследницы каролингской династии. Известно также, что цикл легенд о рыцарях Круглого стола являлся тем же мифологическим подтверждением для династии Плантагенетов, предполагаемых наследников знаменитого короля Артура. Однако цикл Грааля, появившийся тем не менее в артуровском цикле, говорит о еще одной королевской линии — о тайной династии, берущей начало от царя Давида.

На свете еще не было такой королевской или княжеской семьи, которая не хвалилась бы своими исключительными предками. Когда таковых не хватало, короли принимали срочные меры: либо искусно привязывали себя и свой род к какому-нибудь героическому персонажу из прошлого, либо пользовались для этих целей мифологическим героем или божеством. Так, в Риме люди рода Юлиев, к которому принадлежал Юлий Цезарь, утверждали, что они являются потомками троянского Энея, то есть самой богини Венеры. Французский род Лузиньянов вел свое происхождение от феи Мелюзины, а Плантагенеты уверяли, что их династия ведет род от анжуйской феи — правда, потом анжуйская фея из родословной исчезла, но появился король Артур. Что касается Меровингов, этих «длинноволосых королей», основатель их рода, Меровей, был рожден (точнее, зачат) при довольно странных обстоятельствах: когда его мать, жена короля Клодио, была беременна, в один прекрасный день она направилась к океану, чтобы выкупаться. Там, как гласит предание, ее обольстило неведомое морское чудовище, «живущее по ту сторону моря», соответственно, оплодотворив ее. Таким образом, можно сказать, что Меровей был рожден «от двух отцов».