Монограмма - [105]

И мерцающий свет лампы; и призрак всего; и сон.

Так ты должен смотреть на все обусловленное.

Так, о Субхути, ты должен смотреть на мир».

Так сказал Бхагават.

И почтенный Субхути, бхикшу и бхикшуни, и благородные ученики, и благочестивые миряне, и Бодхисаттвы, и весь мир с его богами, людьми, асурами и гандхарвами возрадовался словам Татхагаты и, ликуя, возблагодарил его, и все низко поклонились ему. И не было никого, кто бы не внял словам Татхагаты.

Закончена Ваджраччхедика Праджняпарамита сутра,

Алмазный, проникающий в сердце, резец.

Незнакомец закончил чтение. И когда он закончил, мальчик почувствовал, что его сердце очистилось и его разум дрогнул. Тогда незнакомец сказал незнакомцу:

— Ты говоришь: «Нет никакого „я“, нет никакого „существа“, нет никакой „души“, нет никакого „я“, нет никакой „личности“». Если это так, то кто, в таком случае, читал эту сутру — и кто внимал ей? Если нет ни субъекта, ни объекта — как они могут взаимодействовать? Я советую тебе с этого дня прекратить всякое дальнейшее чтение любых сутр: ищи истину в себе и без всякого посредника, всяких подобных и других сутр, чтобы ничто не стояло между истиной и ищущим ее. Ибо праджня — сокровенная и совершенная мудрость — изначально чиста и не запятнана ничем, она свободна даже от самой себя, в ней нет ни частицы мудрости, потому что она — Пустота. От начала до конца вся сутра — не более чем слова.

Тогда незнакомец встал и, погружаясь в зеркало, сказал незнакомцу:

— Если все Пустота и нет никакого «я», никакого «существа», никакой «души», никакого «я», никакой «личности» — то кому ты говоришь это, кому возражаешь? Если нет ни субъекта, ни объекта — то как они могут взаимодействовать? Если мудрость изначально чиста и незапятнанна — то как можно владеть ею? От начала до конца вся сутра — не более чем слова.

Тогда незнакомец сказал незнакомцу, исчезая в зеркале:

— Если все Пустота и нет никакого «я», никакого «существа», никакой «души», никакого «я», никакой «личности» — то кому ты говоришь это, кому отвечаешь на возражение? Если нет ни субъекта, ни объекта — то как они могут взаимодействовать? Если праджня изначально чиста и незапятнанна — то как можно понять это? Если мудрость есть Пустота — то как можно обладать ею? От начала до конца вся сутра — не более чем слова.

И он разбил зеркало.

И когда мальчик услышал это, в кровь его проник огонь, и он услышал движение мудрости в своем сердце.

— Откуда ты пришел, господин, с этой сутрой? — задрожав, сказал мальчик. — Я весь горю. Мудрость зажглась во мне.

Незнакомец сказал:

— Иди прямо на север, друг, нигде не сворачивая и не останавливаясь даже на ночлег. На тридцатый день пути ты увидишь монастырь, в котором я получил это учение. Постарайся проникнуть за его стены.

И мальчик вышел, поблагодарив незнакомца, из комнаты. Медленно рассветало, предутренний сон сковал постоялый двор. В небе бледнела луна. Девушка сметала во дворе платановые листья и пела:

Молочный туман разливается над рекой,

Не видно ни мальчика, ни быка.

Даже ветер ушел на покой.

Одинокая, в небе луна.

Ли Ду затянул потуже пояс и отправился в путь.

Что привлекает Лиду в индийской мысли, почти во всякой ее, даже ортодоксальной, системе (санкхье, йоге, веданте) и тем более в системах неортодоксальных — буддизме всех школ, джайнизме и др., — так это мощный дух самоотрицания, почти самоуничтожения, — погребальный костер самовозрождающегося духа, в чьем пепле опять сияет жемчужное зерно надежды, уже пораженной распадом, с тлеющей в ней искрой сомнения, зажигающей пламень веры, задуваемый ветром скепсиса, но раздуваемый тем же ветром потаенный, под прахом, огонь — и так до бесконечности — без Бога.

ВОСЬМАЯ ЛИНИЯ ОБОРОНЫ. До восьмого пояса защиты, приклеенной к стеллажу цитаты, написанной на клетчатой бумаге, уже не доходил никто.

«Как огонь, лишенный топлива, успокаивается в своем источнике,

Так с уничтожением активности и мысль успокаивается в своем источнике.

Даже в разуме, стремящемся к истине и успокоившемся в своем источнике,

Но ослепленном предметами восприятия, возникают ложные понятия в силу прежних деяний.

Ибо мысль — это круговорот бытия, пусть человек усердно очищает ее.

Какова его мысль, таким он и становится — вот извечная тайна.

Ибо успокоенной мыслью он уничтожает плоды всех дел, добрых и недобрых;

Успокоившись сам, пребывая в Атмане, он достигает непреходящего счастья.

Если мысль человека привержена к Брахману,

Словно к предметам этого мира, — кто не освободится тогда от уз?

Ибо разум, говорят, бывает двух видов — чистый и нечистый:

Нечистый — соприкасается с желанием, чистый — не соприкасается с ним.

Очистив разум от лености и рассеянности, сделав его непоколебимым,

Человек освобождается от разума и идет к высшему уделу.

До тех пор следует обуздывать разум в своем сердце, пока он не придет к уничтожению.

Это — знание и освобождение, все остальное — простершиеся в мире узы.

Счастье разума, очищенного сосредоточенностью от скверны и погруженного в Атмана,

Не может быть описано словами — оно постижимо лишь своим внутренним началом.

Вода в воде, огонь в огне, пространство в пространстве — но существа этого не различают.