Моногамия - [65]

Я не знала, что ему ответить. И мы оба боялись смотреть друг другу в глаза…

И вот мы вернулись с этой прогулки, оба под впечатлением от специфического разговора. Я попросила Алекса взвеситься, а сама направилась на кухню, чтобы готовить ему обед, и к своему удивлению обнаружила там… Ханну!

— Ты-то как раз мне и нужна, сказала она лукаво. На ловца и зверь бежит, кажется, так у вас говорят, — она смотрела на меня вызывающе, с ехидной улыбкой.

С чего это она заговорила по-русски?

— Ты не представляешь, как все мы благодарны тебе за Алекса! И ты, наверное, дико устала. Я думаю, мы больше не можем, не имеем права тебя задерживать, — изрекла она.

— Думаю, мне всё же стоит побыть ещё какое-то время. Считаю, будет правильным дождаться полного выздоровления.

— Я настаиваю. Он уже достаточно крепок, мы справимся и сами.

Я очистила овощи, поставила их на плиту. Мне нужно сделать из них пюре для Алекса. Я молчала, она тоже. Наконец, она взорвалась:

— Тебе давно пора убраться отсюда, я его жена и мне надоело терпеть тебя здесь!

— Терпеть меня?! — я рассмеялась нервно. — Да тебя здесь не было ни разу, ни здесь, ни в госпитале, нигде! Где ж ты меня терпела?

— Ну да ты святая, все об этом только и говорят. Чудесное исцеление Алекса, под названием Валерия. Ха-ха! Надеюсь, он хотя бы разок трахнул тебя? В награду, так сказать. Ну, в качестве оплаты за труды! Мы ведь с тобой знаем, КАК он это делает!

Она была омерзительна, эта Ханна. Злость и обида затмили мой разум, я подскочила к ней, мне хотелось затолкать в её чёрный рот половую тряпку, но я только прошипела:

— Убирайся вон!

— Боюсь убраться придётся тебе, ведь хозяйка здесь я, хотя ты, наверное, уже и забыла об этом, правда Алекс? — она посмотрела наверх, в сторону лестницы. Я обернулась тоже и увидела его там, он всё слышал, и это было ужасно. Мне стало жутко стыдно, за те слова, которые Ханна сказала, и за то, что смешала меня с дерьмом. Это было унизительно, и я всей душой надеялась, что он скажет или сделает что-нибудь, чтобы проучить её. Ведь он особенный, необыкновенно умный, он профессионально решает любые проблемы и конфликты…

Но Алекс сказал:

— Лера, я думаю, тебе действительно пора уже поехать домой.

Это был удар для меня в самое сердце, в самое средоточие моей души. Я словно скинула перед ним все доспехи, все заслоны, а он размахнулся и ударил меня с полной силой, безоружную, беззащитную, уязвимую, полностью открытую ему, и этот удар подкосил меня, он смёл, он сломал меня. Слёзы никогда с такой силой не душили меня, но они не видели их, этих слёз, ведь через минуту, меня уже не было в том доме на берегу, где не я была хозяйкой, где прошли мои дни, где остались мои силы, моё тепло и моя забота о нём. Я бежала со всех ног. Остановилась машина, и я без страха села в неё, она уносила меня прочь от всего этого ужаса и унижения. Через 27 часов я была уже в своём доме. Я уехала 4 сентября, вернулась 18 декабря. Почти два с половиной месяца меня не было. Я потратила огромную для нашей семьи сумму, особенно за обратный билет, который купила за час до вылета, но ни секунды не жалела тех денег. За это время я совершила Поступок. Мне казалось, я разворотила горы, чтобы добиться своего. Несмотря на обиду и боль, я не жалела.

Глава 8

Мужчина, способный на поступки, обречён быть любимым.

Коко Шанель

Мой муж Артём, никогда ещё не видел меня такой подавленной и уставшей, он испугался, и от этого страха переступил через свою обиду и спросил:

— Что случилось, он умер что ли?

— Нет, — сказала я устало и совершенно безжизненно. — Он «жив, здоров, и даже довольно упитан». Прям, как в кино… Артём, ты не представляешь, как я устала. Прошу, ни о чём не спрашивай меня сегодня, и в ближайшие дни, ладно? Я всё расскажу, только дай мне прийти в себя.

Мою душу после всей этой истории можно было сравнить с ветошью, с которой долго играли щенки — всё ещё целая, но до не узнаваемости изорванная в клочья и грязная. Но моя душа — живой организм, и я знаю, что она восстановится, залечится, залижет раны. В первый месяц было ещё очень тяжело: перед глазами всё время мелькали картины его болезни и слабости, смерти, которая дышала мне прямо в лицо, а я упорно не принимала, гнала её. Чего мне это стоило, не сдаваться, отдавать ему свои силы. О том унижении, которое стало мне наградой, я вообще думать не могла, и не думала, это было чревато. О тех вещах, которые могут разрушить, разломать мою психику, съесть мою душу, я не так давно научилась не думать вовсе, как будто это и не происходило со мной. Так надёжнее, так безопаснее для целостности моего «Я». Это мой способ защиты от всего плохого в жизни.

Спустя месяц стало полегче, жизнь входила в своё русло, я начала работать, вот только, когда читала дочери книжку на ночь, я лишь слышала свой голос издалека и совсем не понимала смысла прочитанного: в эти моменты мой мозг был занят обдумыванием и переосознанием всего произошедшего со мной.

Через три месяца я уже снова стала полноценным человеком. Конечно, ничто не было забыто, но события отдалились уже достаточно, чтобы не ранить, они затянулись вуалью времени и накрывались понемногу рисунком той жизни, которую я переживала теперь. Мне подумалось, что я по-настоящему счастлива тем, что у меня есть Артём, что он всё понимает и прощает, что он дома, он понятный, простой, надёжный. В нашем доме тепло и уютно, в нашем доме мир и покой.