Моногамия - [214]

— А мне уже не терпится!

— Мне тоже, поверь, но придётся подождать, пока ты полностью не перестанешь чувствовать боль, а я страх, причинить её тебе…

Глава 6

Coldplay — Gravity

Четыре… четыре раны было на моём теле, и теперь это были уродливые шрамы, иссиня-бордовые разливы сросшейся заново ткани. Алекс склонился к ним своим лицом близко, его кисть не решалась тронуть их и зависла, потом, едва коснувшись, он нежно и медленно стал обводить их контуры. Его рука была так изящна, так нежна. Он целовал уродство, едва касаясь губами, и его вьющиеся пряди ласкали мою кожу. Я была живой и жаждала любви, страсти, поцелуев, его рук и его губ, я мечтала о нём. А он боялся коснуться меня, потом поднял глаза, и я увидела, что они наполнены слезами. Я поняла: он любит меня, он хочет меня, но боится сделать мне больно. И я не знала сама, будет ли мне больно или хорошо, моё тело незнакомо мне теперь, оно другое.

Мы были на пляже, около нашего дома. Это была суббота и мы снова одни, совершенно одни. Алекс не целовал, он ласкал своим губами мои, со всей страстью, он отдавал мне своё желание, а я гладила его поседевшие волосы, но глаза, его глаза, глубокие, тёмные, умные, они были прежними, они любили так, как не способен никто, они не оставляли сомнений, они проникали внутрь меня, растворяя страхи, растапливая боли, они исцеляли, ласкали, они любили, любили, любили…

Я закрыла глаза и поцеловала его в шею, туда где было моё имя… Затем, в ложбинку у основания шеи, куда меня так влекло всегда — одно из самых нежных и трепетных мест на его теле. Я всегда скрывала это: есть у него такие особенные места, которые сводят меня с ума, влекут, раздавливая в щепки мою волю и достоинство. Я чувствовала, что нельзя было этого делать, и потому никогда раньше не касалась этих мест губами, я прятала свои желания и порывы, ведь они выдавали мои чувства. Чтобы удержать мужчину, не нужно показывать ему, как много он значит для вас. Моя гордость оказала мне услугу в этот раз, не зная того сама, я не заходила в запретную зону, ту, которая переворачивала душу Алекса на её тёмную сторону. Нельзя было его ласкать, в постели нельзя — он неизменно замкнётся, покроется льдом и покорно отдаст себя…

Близость смерти изменила мои знания об этом мире, сместила мои приоритеты, дезориентировала все направленные жизненным опытом векторы, всё, что было во мне живого, первобытного рвануло лавиной наружу. Мой язык прошёлся по всей длине этой надписи, и я, наконец, ощутила его вкус, солёный, терпкий. Мой нос жадно втягивал запах его волос, пряный, мужской. Такого наслаждения я не испытывала никогда в жизни, но новые ощущения и открытия были не только у меня, скажу я с хитрой улыбкой. Стон наслаждения вырвался вдруг из него, стон, которого я не слышала прежде, тихий, но такой искренний и чувственный. Его прекрасные глаза закрылись от удовольствия, его губы, такие мягкие, изящные и сексуальные в своих очертаниях, всегда влекущие, пылкие, сейчас приоткрылись, сдерживая дыхание…

Алекс впервые принял ласку и насладился ею, он открыл, наконец, эту дверцу и в первый раз вошёл в этот мир, восхитительный мир ощущений… Мой бедный, красивый, 15-летний мальчик…

Мои губы ползли ниже, ведь там есть ещё одно место, самое главное, самое любимое. Стоило ему обнажиться и при виде его моё тело сгорало желанием все эти годы. Ему не нужно прелюдий, ему нужно только раздеться, вернее, снять рубашку, ведь это место — его живот, то место ниже пупка, где узор волос тонкой дорожкой увлекает взгляд ещё ниже. И вот, наконец, он перед моими глазами так близко, как никогда, упругий, совершенно плоский с нежнейшей кожей, и он пахнет, дурманяще пахнет. Здесь другой запах — запах секса. И я целую его нежно, только касаясь губами, потом сильнее, мой язык пробует его на вкус, и я снова слышу стон, я поднимаю глаза и вижу, что Алекс закрыл лицо руками. Он пытается остановить бешеный поток своих эмоций, но не может, больше не может. Он задыхается, его глаза не видят, его разум затмился, он сгибает ноги в коленях и это выдаёт его физиологию и возбуждает меня ещё больше. Моё лицо над его лицом, я всё сделаю сама, ведь он боится, и я знаю, он не коснётся меня.

Алекс впервые позволяет себя желать и отдаётся этому желанию сам, и в нём не происходит тех чудовищных перемен, которые превратили его в распущенного, униженного, безвольного… Его ладони у моих щёк, он задыхается, на его глазах пелена, он смотрит на меня, но что он видит — впервые не ясно мне, я снова склоняюсь и целую его шею, я не скрываю своего наслаждения, я овладеваю им так, как хотела этого всегда, на этот раз я веду нас в сексуальном лабиринте, и делаю это впервые с его согласия, и он идёт за мной, а я выбрала самый длинный путь, самый чувственный, самый интимный, он соединяет не только наши тела, но и души, главное души.

Кажется, мы избавились от последнего демона, и Алекс понял, наконец, как восхитительно, когда тебя любят и тебя желают, он впервые по-настоящему позволил себе испытать это чувство, то, что должен был сделать со своей первой любовью ещё давно в юности и то, что было отнято у него в 15 лет…