Моногамия - [165]

Я почувствовала, как земля уходит у меня из-под ног.

— Господи, Алекс, почему ты не рассказал мне, почему?

— Чтобы защитить тебя от этого дерьма. Ты же не рассказываешь детям о своих проблемах, чтобы не тревожить их, не ранить, ведь чаще всего проблемы решаются. Я этого ждал, так и случилось: на последнем заседании в суде огласили результаты расследования, и выяснилось, что в опорах не было даже 60 % заложенного проектом бетона, оказалось, подрядчик просто напросто подворовывал материалы и делал на этом неплохие деньги. Обвинения были сняты с меня лично и с других людей, с которыми я работал. Об этом я узнал, как раз в тот день, когда ты вызвала меня в ресторан. Но только уже после нашего разговора. Честно говоря, я сидел в зале суда, и думал уже вовсе не о процессе, а о нашей дикой беседе, из которой мне совершено не было ничего ясно, но я понял одно, что последствия будут страшные. Я вышел из суда ещё до того, как судья снял с меня обвинения и рванул домой, чтобы поговорить с тобой, пока ты не наделала глупостей. Но было поздно — там не было уже ни тебя, ни детей. Я просто взбесился от такой поспешности с твоей стороны, чего мне стоило всё это выстроить, а ты так легко, одним махом всё разрушила… И ты ушла к нему! Почему к нему-то сразу? Ты не оставила мне даже шанса исправить всё, изменить!

Мне показалось, глаза его увлажнились, но он быстро вышел из этого состояния, выпрямился, ведь это совершенно не соответствовало его образу. Я закрыла лицо руками, слёзы душили меня, мне то можно.

— Господи, Алекс, Алекс, Алекс, что же ты натворил! Если бы ты только сказал мне, или поговорил со мной, всё могло бы быть по-другому! Нет, всё было бы по-другому! — я убираю от лица руки и смотрю ему в глаза своими, полными слёз.

Боже мой, я не могу поверить…. Я вижу его глаза и… и в них то, что нельзя скрыть, невозможно спрятать, вижу всё то же, что видела в испанской церкви, в его белоснежной постели в моей любимой космической квартире, в Парижском аэропорту, в солнечном июльском парке, в тысячах наших занятий любовью…

Как!? Как я могла так ошибиться? Почему не поняла этого раньше? Почему он так старательно, так усердно прятался это от меня?

Алекс смягчается, обнимает меня, прижимая к сердцу, и говорит тихо, вкрадчиво, но с чувством:

— Мы всегда можем всё изменить так, как захотим сами!

— Нет, не можем! Не можем! Мы в ответе перед ними!

— Лера! Это всё не то, понимаешь? НЕ ТО!

Он обнимает меня ещё крепче и зарывается лицом в мои волосы, я слышу как жадно он вдыхает их запах, чувствую, как губы его лихорадочно, запрещая себе, но не в силах подчиняться собственному приказу, прижимаются к моей шее, как жадно его язык вспоминает вкус моей кожи… О, Господи, что же это такое! Поему мне опять так мучительно, невыносимо больно?

Спустя время, даже не знаю какое, потому что оба мы словно провалились в другое измерение, где времени, как физического явления, просто нет, перед нами вырастает беременная Габриель, забирает и уводит Алекса, спасибо хоть поговорить дала. С этого момента наши с ней отношения натянуты как струны на контрабасе.

Глава 6

Проходит месяц, снова вечеринка, на этот раз у Алекса и Габриель, мы тоже в списке приглашённых. Да собственно, мы всегда в нём под № 1. Габриель на 9 месяце беременности, вот-вот должна родить. Собрались все друзья Алекса, знакомые, даже партнёры по бизнесу со своими спутницами. Габриель зажигает так, будто она не на сносях, а на дискотеке. Алекс постоянно одёргивает её, что-то вечно шепчет ей на ухо, он недоволен, вижу, что переживает. Не могу оторвать от него глаз. После нашего разговора в мой день рождения всё так изменилось, всё по-другому теперь… Моя стратегия обновления жизни рухнула как карточный домик, я снова вернулась к исходной точке, где и пребываю в болезненной прострации… Теперь мне как бы легче, ведь я знаю, что Алекс любит меня, всё ещё любит, и, похоже, даже не меньше, чем прежде…

Но изменить ничего нельзя: у него семья, второй ребёнок на подходе, у меня семья, и Артём простил и принял меня, поддержал в трудную минуту, не бросил, не издевался жестоко, как мог бы. Я знаю: у него большое сердце, гораздо больше, чем я могла представить себе. Кем надо быть, чтобы разбить это сердце во второй раз? Это понимание немыслимой безысходности ситуации убивает меня, а решения нет, просто нет, не существует.

Но он любит меня, мой Алекс, всё ещё любит, теперь я знаю об этом, он так тихо прошептал мне тогда, что мы всё можем изменить, если только захотим, но мы ведь хотим? Мы не виделись и не говорили ни разу после нашей беседы, может его настроение уже изменилось? Он так трогательно переживает за Габриель, таскается за ней, поддерживает, забирает из её рук коктейли… Они — семья, такая же, как многие. Я чувствую себя бесконечно одиноко, смотрю на море, мне не хочется танцевать, обсуждать последние новости, выслушивать слухи и сплетни.

Марк подходит, уверенно тянет меня своими крепкими руками танцевать, я соглашаюсь, почему бы и нет? Мы кружимся, у Марка приятная энергетика, сильное тело, большие руки, приятно ощущать под пальцами его упругие мышцы, да и вообще, он хороший человек. Я смеюсь, он вертит меня профессионально, он артистичен, как никто в компании Алекса. Музыка меняется на более спокойную, и его руки тут же уверенно спускаются мне на талию, он прижимает меня ближе к себе. Не могу сказать, что мне это неприятно, но как-то некомфортно. Я отстраняюсь немного, но Марк настойчив, и я уступаю, в конце концов, не первый год мы знаем друг друга. По правде говоря, никаких явных действий с его стороны, но я всегда ощущала, что он смотрит на меня с интересом. Женщина всегда чувствует, когда она нравится мужчине. В этот вечер Марк особенно смел, возможно, решился, наконец, сделать ещё шаг в направлении сближения дружбы с бывшей женой своего лучшего друга и босса. Или он рассчитывает на что-то большее? Мы танцуем, Марк прижимается ещё сильнее, я смотрю ему в глаза вопросительно, как далеко он зайдёт. Он говорит: