Моника - [32]

– Сколько часов я на корабле, доктор? Когда мы отправимся в Сен-Пьер? Когда вас позвали?

– В Сен-Пьер?

– Да, доктор, в Сен-Пьер. Корабль бросил якорь. Или нет? Мы не в порту? Не в Сен-Пьере?

– Мы в заливе, перед Гран Буром, столицей Мари Галант. Ваш Сен-Пьер во многих сотнях миль отсюда на юг.

– В таком случае, я одна, покинутая? – испугалась Моника.

– Думаю, «покинутая» это не совсем правильное слово. Ваш муж – сильный юноша и суровый, как хороший моряк, если честно, скажу вам, что по крайней мере, за четыре дня, в течение которых вы находились на Мари Галант, вам не становилось лучше. Он по возможности преобразил эту маленькую пещеру. Не забыл ни одного расхода и обеспечил вам самые лучшие удобства. Конечно, вас необходимо снять с корабля и отправить в больницу. Я намекал вашему мужу на возможность оставить вас здесь, чтобы они продолжили путешествие, но он не согласился, и мне это показалось разумным. Когда я увидел, как он заботится и ухаживает за вами, то понял, что будет очень жестоким разделять вас.

– Он ухаживал за мной? Заботился?

Внезапно Моника замолчала. Она вцепилась в край простыни, чтобы не закричать, потому что ужасная мысль сверкнула в ее мозгу. Почему за ней ухаживал Хуан Дьявол? Почему проявил великодушие и человечность? Почему потратил усилия и деньги, чтобы сохранить ее жизнь, потому что ужасающий брак уже свершился, она в самом деле его жена, против воли, в бессознательном состоянии, он сделал ее своей, и она всецело жена Хуана Дьявола?

– Не хотел быть невежливым, сеньора. Хм… Мольнар – ваша фамилия; вы сеньора Моника де Мольнар, не так ли? Ладно, не хочу быть нетактичным, но я хотел бы уверить вас, что я ваш друг и готов помочь вам всем необходимым. Я доктор Алехандро Фабер, главный медик больницы Гран Бура, французского городка, вдовец и в годах, о чем говорят мои седины. У меня нет семьи, а вы чрезвычайно напоминаете мне единственную дочь, которую, к сожалению, я потерял, когда ей было пять лет. К тому же, мое расположение к вам возникло непроизвольно, уверяю вас, со мной вы можете быть совершенно откровенной. Вы хотите попросить меня о чем-нибудь? Чего-нибудь желаете? Есть что-то, что я мог бы для вас сделать?

С каким отчаянным порывом закричала бы Моника о помощи, поддержке, защите от Хуана Дьявола! С каким болезненным желанием попросила бы этого старика разорвать эти цепи, вытащить ее из каюты, оставить этот корабль, и никогда бы не видеть больше суровое и беспощадное лицо Хуана Дьявола! Но непреодолимый стыд парализовал ее язык и руки, словно сильнейшее смущение, которому нет имени, единственное убежище ее достоинства. В конце концов, разве не она дала это право Хуану Дьяволу? Как она может просить помощи, не сообщив при этом ужасных обстоятельств, заставивших ее пойти на этот риск? Тело и душу тряхнула лихорадочная дрожь, но так и остановилась.

– Я не смею просить вас. Вы не могли бы написать моей матери, доктор Фабер?

– Конечно. Меня не затруднит. Что бы вы хотели написать?

– Что я жива и пусть не страдает из-за меня, чтобы не усердствовала. Моя мать Каталина де Мольнар, Кампо Реаль, Мартиника. Не думаю, что смогу ей написать, но ваши слова ее успокоят. Я была бы вам очень благодарна, доктор.

– Не за что. Речь идет о незначительной услуге. Я сделаю это с большим удовольствием. Что еще написать ей?

– Ничего. И пожалуйста, чтобы это осталось между нами.

– Конечно. А теперь, дочь моя, я должен вас оставить. Настал час посещения больницы. Если хотите, я позову вашего мужа.

– Не зовите никого. Если кто-то спросит, скажите, что я сплю.

– Как пожелаете. До вечера… – осторожным шагом доктор Фабер оставил каюту Люцифера и медленно спустился. Рядом с носом корабля, тихо шушукаясь, сидели четыре члена экипажа. На корме, вдали от всех, на мотке канатов, скрестив руки, Хуан Дьявол смотрел отсутствующим взглядом на море. Доктор решил подойти к Хуану. Увидев его, тот резко встал и спросил:

– Вы уже уходите, доктор?

– На несколько часов, не более. Думаю, могу это сделать. Вашей жене значительно лучше. Повторения болезни не случится, можно даже сказать, опасности умереть нет.

– Я очень рад, доктор, – темные глаза Хуана сверкнули, скрываясь за сухостью и резкостью. Он почувствовал, как его грудь отпустило, он смог лучше дышать, но отверг это утешение, которое его удивило и заметил: – Полагаю, она пожаловалась вам. Она не просила помощи, защиты, поддержки? Ясно, вы этого не расскажете. Вы, конечно же, дали ей почувствовать, что вы верный друг, настоящий кабальеро. О том, что случился, если что-то случится, я узнаю по возникшему скандалу.

– Не говорите глупостей. Никто не собирается скандалить. Она не жаловалась.

Снова темные глаза Хуана сверкнули; тот же блеск, который никак не покидал его, зажег зрачки, и старый доктор, обратив на это внимание, решился спросить:

– Не знаю, есть ли у вас что-то, в чем вы можете себя упрекнуть.

– Я никогда не упрекаю себя, доктор Фабер.

– К лучшему. А то я уже начал бояться, но теперь вижу, что обманулся, и меня это радует. Меня необыкновенно радует, что я ошибся в первый день. Не воспринимайте это плохо, но мне показалось, что вы пират. Я боялся, что та, которую вы назвали своей женой, похищена вами и вашими людьми. Фантазии прошлых веков, правда? Вина многих легенд, которые связаны с этими островами, такими красивыми и дикими. Ваша жена француженка, не так ли?