Моника - [3]

– Ренато, сын мой, умоляю… – в глубоком замешательстве прервал его Ноэль.

– Прошу вас помолчать, Ноэль. Я уже взрослый человек. Я знаю жизнь и не буду пугаться, что отец дал мне незаконного брата. К чему это возмущение? К чему этот страх, Ноэль?

– Это не страх, это беспокойство и печаль. Как ты догадался? И как воспримет твоя мать, что ты теперь знаешь?

– Значит, это правда! Успокойтесь, успокойтесь, Ноэль, я не подстроил вам ловушку. У меня было моральное убеждение. У меня оно с давних времен. Думаю, с детских лет, хотя и неосознанно. Я ни на один миг не переставал думать об этом, потому что это беспокоило меня, но теперь я взрослый и не вижу сложностей. Вчера вечером у меня не выходили из головы эти книжные полки. Видите? В одной из них, в одной из этих трех находился потайной ящик.

– Зачем искать тайники? – заметил Ноэль, признав себя побежденным.

– Точно. Для чего? У меня есть убеждение и мне его достаточно, но мне интересны подробности. Как обстояли дела? По какой причине мать была такой беспощадной? С каких пор Хуан знает, кто он?

– Твоя мать не виновата, сын мой, она много страдала и до сих пор мучается.

– Полагаю, ваш тайный разговор был касательно этого дела.

– Да, сынок, это так. Теперь она расположена быть щедрой.

– Конечно же, чтобы Хуан ушел, – печально проговорил Ренато.

– Ну сынок, не нужно требовать от женщины, чья жизнь была испорчена и разрушена по причине той любви, которая дала Хуану жизнь. Она хотела стереть оставленные следы, забыть о невыносимом прошлом, видеть тебя счастливым, без груза неприятностей, ее нельзя упрекнуть за это. Я всегда чувствовал к Хуану жалость и привязанность.

– Прекрасно это знаю и по этой причине меня удивило его поведение в последние дни. Кстати, как случилось, что вы так изменились по отношению к Хуану?

– Ничего не случилось.

– Случилось. Могло случиться. Но что именно? Он влюбился? Угрожает? Или причина страхов в другом?

Его рука торопливо легла на плечо нотариуса. Борясь с нерешительностью, Ноэль, наконец, заговорил:

– Видишь ли, Ренато, я знаю не больше, чем могу предположить и полагаю, что горя и неприятностей можно избежать, если не ходить вокруг да около. Хуан хочет уехать, вернуться в море. Позволь ему уехать. Время пройдет, все изменится, мы дадим ему в качестве компенсации неплохие деньги, которые так или иначе должны возместить. Но пока что…

– Нет, Ноэль, я не разрешаю ничего говорить Хуану, пока не открою ему свое сердце, а он не откроет мне свое. Это мой брат, вы отдаете себе отчет? Эта правда для меня существовала только наполовину, а теперь она ясна и понятна. У меня есть брат, брат, в котором вновь ожила благородная фигура моего отца. Вы не можете себе представить, что это значит для меня, а тем более невозможно измерить все счастье, в котором мне отказали с детства, отказав в этой человеческой правде. – Ренато говорил с воодушевлением, умоляя в порыве чувств: – Расскажите все, Ноэль, расскажите, как узнали об этом. Это история моего близкого родственника, не отказывайте мне!

Старый нотариус начал рассказывать историю, так хорошо ему знакомую, начиная с той самой грозовой ночи, когда маленький Хуан Дьявол оказался посланником умирающего. Ренато впитывал в жажде узнать подробности рассказа и вскоре спросил:

– А письмо, Ноэль?

– Ну, оно было в руках твоего отца, конечно. Полагаю, он сжег его или порвал.

– Или сохранил. Кто знает!

– Возможно, хотя я не верю в это. Твой отец, прежде всего, был очень недоверчивым. Бертолоци был человеком злопамятным, жестоким и коварным. От него можно было ждать чего угодно, наибольшую подлость и ложь. Я был уверен, что не до конца простив Джину, он мучил ее так, что та умерла с горя. И как только Хуан…

– Могу только представить его ужасное детство. Зная все это, можно легко простить ему грубость и недостатки!

– По многим причинам твоя мать боялась, что знание всего этого обезоружит тебя перед Хуаном, постепенно отнимет у тебя волю защищать то, что ты имеешь.

– Вы думаете, Хуан что-то имеет против меня?

– Я так не думаю, но у твоей матери есть причина бояться. Даже не хочется думать, что она скажет, когда узнает об этом.

– Прежде чем говорить с ней, я поговорю с ним, и, возможно, для вас и для нее будет неожиданностью то, что вы ошиблись. Иногда сердце знает больше, чем голова. Хуан не сможет ненавидеть меня, если я буду ему искренним братом, как и хочу, если я великодушно предложу ему все, что он попросит.

– Не впадай в безумное благородство, Ренато! Подумай, одно существование Хуана для твоей матери – живое жгучее оскорбление; имя Джины Бертолоци ранит ее, как отравленный кинжал.

– Не может быть. Моя мать должна быть более великодушна. Джина Бертолоци уже мертва.

– Есть ненависть, которая не утихает даже со смертью. Есть такая враждебность и ревность, о которой ты и понятия не имеешь. Ты никогда не страдал, Ренато, ты не можешь измерить горе, боль, отчаяние, куда порой опускается душа. Ты не можешь быть судьей, ведь до сегодняшнего дня жизнь была для тебя дорогой из роз.

– Возможно, именно по этой причине я понимаю и сочувствую тем, кто страдает, а Хуану в первую очередь. Я прикажу найти его, Ноэль, чтобы поговорить с ним как брат. Чтобы сказать…