Монгол - [9]
Сейчас Кюрелен любовался его великолепной посадкой и данным ему от рождения умением управлять лошадью, которая двигалась по кругу перед юртой.
Есугей, всегда сдержанный, в то утро был очень возбужден, хотя изо всех сил пытался сдерживаться. Охотники и воины страшно вопили, размахивали кнутами, арканами и оружием. Вокруг развевались полы халатов и пышные хвосты, прикрепленные к колпакам и малахаям. Ухмылялись темные губы и сверкали белые зубы. Людям досталась хорошая добыча, потому что отряд встретил татарский караван, который сопровождал караитских и найменских купцов, возвращавшихся из Китая. В караване были кони и верблюды, нагруженные чаем, пряностями, серебром, шелком, коврами, редкими манускриптами, музыкальными инструментами, вышитой одеждой, украшениями и оружием. Там было множество других роскошных вещей.
Среди купцов попались буддистский монах и священник-несторианец. Первый был миссионером и учителем, а второй — один из группы миссионеров, прибывших из Индии. В Китае он умолял, чтобы ему позволили присоединиться к какому-нибудь каравану, вместе с которым он мог бы вернуться домой. Его дом был неподалеку от Арала. Ему дали такую возможность, так как он обещал, что сам будет нести собственные пожитки и позаботится о своем пропитании.
После жестокой схватки монголы перебили купцов и татар. Татары и караиты храбро сражались, но число воинов-монголов было велико. Есугей оставил в живых священников, потому что был весьма суеверным, суевернее обычного монгола.
Буддист к тому же заявил, что является опытным ткачом, а несторианец сказал, что умеет дубить кожи. Многие из купцов везли с собой своих жен, и Есугей тщательно выбрал среди них самых молодых и привлекательных, а остальных перебил вместе с мужьями. Среди выбранных была поразительно красивая девушка-караитка, которую он оставил себе в качестве второй жены. Он привез ее с собой в орду вместе с остальной добычей, усадив на верблюда. Девушка не переставая рыдала и начинала вопить еще громче, когда на нее посматривал Есугей, но он не верил, что девушка безутешна.
Монголы, не отправившиеся на пастбища, встретили вернувшегося Есугея и его воинов, все бурно радовались хорошей добыче. Монгольские женщины щупали шелка и примеряли серебряные браслеты, толкали друг друга, громко ссорились из-за тряпок и украшений. Старики хихикали, поглядывая на новых рабынь, похотливо облизывали губы и потирали «причинные места», но старикам было известно, что женщины предназначены воинам, а им не достанется ничего. Воины перетаскивали добычу в свои юрты, откуда послышались радостные восклицания жен. Вокруг царил невыносимый шум, рев верблюдов перемешивался с возбужденным лаем собак, ржанием коней, резкими радостными воплями мужчин. Солнце уже сильно припекало, казалось, что воздух перекатывается волнами над юртами и отдаленными острыми красными холмами.
Река сверкала под лучами солнца. Желто-серые воды текли неспешно, и над ними пролетали крикливые птицы. В деревне горели костры, и сухой воздух наполнялся запахами готовящейся баранины.
Есугей, позабыв о караитской девушке, сразу отправился в юрту жены. Кюрелен встретил его у входа. Калека улыбался, глядя в запыленное лицо варвара.
— У тебя родился сын, — сказал он. — Это знаменательный день. Сын великого хана родился в месяц Кабана.
Кюрелен не переставал улыбаться, потому что хитрец считал лесть самым дешевым способом купить себе удобства и безделье. Он всегда повторял:
— Глупец готовит, а мудрец — ест!
Есугей радостно заулыбался и протиснулся в юрту мимо Кюрелена, которому пришлось посторониться. Оэлун все еще спала, положив руку на щеку и сладко улыбаясь. Служанка сидела на корточках на полу и держала в руках спеленатого орущего младенца. Вместе с Есугеем в юрту ворвалось беспокойство. В полутьме ярко сверкали его глаза. Он глядел только на сына и с воплем высоко поднял его над головой. На губах отца играла странная улыбка. Ребенок продолжал вопить, а отец поднимал сына все выше и выше. «Похоже, он преподносит сокровище богу, а тот довольно улыбается», — подумал Кюрелен, глядя на Есугея.
