Монгол - [11]

— Ты очень долго спала, сестра моя, — ласково сказал он ей.

Шаман вышел вперед. Он кипел от ярости и разочарования.

— Ты ее заколдовал! Тебе повезло, что она не умерла! — обвинил он Кюрелена.

Тот сделал вид, что не слышит жалкого врага, и ласково обратился к Есугею:

— Она будет жить долго и принесет тебе много сильных сыновей!

Есугей в недоумении почесывал ухо и засунул меч в ножны, потом взглянул на Оэлун, и по его лицу расползлась глупая ухмылка. Он так сильно любил жену! Есугей склонился над ложем и страстно поцеловал Оэлун в губы.

— Я привез много разных сокровищ, и тебе достанется больше всех. Оэлун, ты дала мне самое чудесное сокровище!

Шаман насмешливо скривил губы, не сводя с Кюрелена яростного взгляда, а тот насмешливо ему улыбнулся и ткнул в «святую» грудь длинным искривленным пальцем.

— Кокчу, тебе в честь великого события придется принести в жертву барана или жеребенка, — заметил Кюрелен. — Побыстрей принимайся за дело. Ты, говорят, ловко управляешься с ножом и сможешь надолго продлить муки священной жертвы!

В ярости Кокчу оттолкнул кривой палец от своей груди, резко отступил назад, как бы желая защититься от грязной руки богохульника. Лицо его искривилось, как у сумасшедшего, а глаза грозно сверкали. Кюрелен пронзительно захохотал:

— Кокчу, не трать на меня свои силы! Убирайся отсюда и хорошо подумай. Ты должен предсказать великую судьбу благородному сыну Якка Монголов! Я знаю, что ты способен творить чудеса, как это делают все священники!

Потом он покинул юрту, хохоча громче прежнего.

Глава 4

Кюрелен был очень возбужден. Он здорово позабавился и продолжал хохотать, пробираясь между юртами. Казалось, он не видит недовольных и мрачных людей, которые встречались ему на каждом шагу. Калека остановился, увидев двух пленников: буддистский монах и священник-несторианец сидели у своих вещей, отирая рукавами запыленные лица. Никто на них не обращал внимания, лишь собаки, окружив их, злобно лаяли. Кюрелен пнул ногой вожака собачьей стаи, и тот с визгом отлетел в сторону, а за ним отбежали остальные собаки.

Кюрелен с интересом уставился на пленников. У буддистского монаха было спокойное доброе лицо цвета пожелтевшей слоновой кости. В косых глазах царил покой. Одет монах был в шерстяной халат, разорванный в лохмотья, босые ноги покрывала кровь, присыпанная пылью. Чужеземец снял коническую шапку, и яркое солнце сияло нимбом над его лысой головой. На поясе у него висели четки и молитвенное колесо, а руки спокойно лежали на коленях. Казалось, он целиком был погружен в свои мысли и не замечал окружающего Христианский священник выглядел смелее. Кюрелен глядел на этого человека как на варвара, ведь тот в отличие от монаха не принадлежал к цивилизованным китайцам. У священника было темное, злое лицо и бегающие голодные глаза. Он не переставая чесал жидкую бородку, ловил в растрепанных волосах вшей, а потом с удовольствием и страстью давил их. Его одежда была в относительном порядке, и вещей у него было гораздо больше, чем у монаха. Более того, у него имелся внушительный кинжал в костяных ножнах, а сам он был моложе монаха, крупнее и сильнее его. С пояса у него свисал деревянный крест.

Кюрелен, желая выяснить, откуда прибыл этот человек, спросил:

— Из какой ты земли?

Священник долго и враждебно смотрел на него, и Кюрелену показалось, что он его не понял, но потом услышал краткий ответ.

— Мой дом у Аральского моря, — ответил со странным акцентом незнакомец.

Кюрелен улыбнулся:

— Ты подружишься с нашим шаманом.

Потом калека обратился к буддисту, заговорил с ним по-китайски, при звуках родного языка монах поднял голову, улыбнулся и глаза его наполнились слезами.

— Не волнуйся, — тихо сказал Кюрелен. Он присел на корточки рядом с монахом и тепло улыбнулся. — Здешний народ не так плох. Попридержи язык, и с тобой не случится ничего дурного.

Священник, некоторое время проживший в Китае, понял, о чем говорил калека, и начал громко возмущаться.

— Мой отец — принц! — воскликнул он.

Кюрелен небрежно взглянул на него.

— Это проклятое место кишмя кишит принцами, — заявил он. — Тебе лучше быть терпеливым и осмотреться. Я не сомневаюсь, что ты подружишься с нашим шаманом. Он станет тебе настоящим братом.

Монах начал рыдать. Кюрелен с любопытством глядел на него, а странник покачивался из стороны в сторону и повторял:

— Господь послал меня просвещать язычников, а я очутился во чреве пустыни, куда не доходит свет разума.

Кюрелен пожал плечами.

— От тебя самого зависит, сможешь ли ты разжечь огонь и развеять мрак. Но я тебя предупреждаю — не вздумай тягаться силой с шаманом. У него дурные мысли.

Священник с отвращением поглядывал на монаха.

— Твой бог — злой дух, а мой — освещает Дорогу Правды. Здесь я докажу это, возвеличу его Крест и поведу темных кочевников к Вечному Свету.

Кюрелен не сводил с говорившего насмешливого взгляда. Священник в ярости ерзал на месте, продолжал искать вшей в бороде, кидал вокруг грозные взгляды и фыркал.

— Где тут вождь? — заорал он. — Со мной не имеют права так обращаться! Я — сын принца!

Кюрелен ехидно спросил его:

— Разве ты не приехал из Китая? Насколько мне известно, ты и твои друзья натворили там таких бед, что вокруг поднялась страшная вонь, и император вышвырнул тебя из страны…