Монгол - [60]

Касар приблизился к Темуджину, натянул тетиву, на мгновение его охватила тревога, его смущал взгляд Бектора. Лишь на миг он отвел глаза, и стрела полетела в Бектора. Обычно Касар мог убить врага одной стрелой, но сейчас его руки дрогнули, и стрела вонзилась Бектору в живот.

Бедняга попятился, руки метнулись к ужалившей его стреле, застрявшей в кишках. Кровь сразу же окрасила его пальцы, и он сильно согнулся, а потом упал на колени. Но Бектор не стонал, не отвел взгляда от Темуджина. Тот возмущенно взглянул на Касара.

— Идиот! Самый настоящий идиот! — тихо сказал он, выхватил лук из дрожащих рук брата, спокойно и уверенно вложил свою стрелу, взглянул на стоящего на коленях и истекающего брата.

Бектор не мог разогнуться, меж пальцев, сжимавших стрелу, на сухую землю вытекала яркая струйка крови и впитывалась в пыль.

— Я бы не заставил тебя страдать, — оправдываясь, сказал Темуджин.

Они с Бектором посмотрели друг на друга в последний раз. Казалось, что они не могли отвести взоры. Бельгютей стоял поодаль, неотрывно глядя на Касара. В ярком белесом свете жаркого солнца все участники и свидетели убийства казались окаменевшими.

Взгляд Бектора становился бессмысленным, на бледных губах выступила кровавая пена, струйка крови вытекла из ноздри, окровавленные пальцы крепко держали стрелу. Но, чувствуя приближение смерти, он все еще не отводил взгляда от Темуджина.

Молодой хан натянул лук, подобно лучу света стрела полетела и вонзилась в сердце Бектора. Он без звука упал лицом в землю, а потом тело его, дернувшись, легло на бок. Глаза Бектора закатились, но по-прежнему казалось, что он не желает отвести взгляда от Темуджина.

Возвратив лук Касару, Темуджин развернул коня. Жеребец раздувал ноздри от запахов крови и смерти, и он начал дрожать. Касара била дрожь, содержимое желудка вывалилось на землю. Темуджин подъехал к Бельгютею и взглянул на него сверху вниз. Тот бесстрашно смотрел в его лицо и даже слегка улыбнулся белыми губами.

— Я тоже сейчас умру? — наконец спокойно спросил он.

Темуджин долго молчал, а потом тихо ответил:

— Отправляйся со мной.

Он двинулся в путь, за ним последовал Касар. Бельгютей сел на коня, собрал весь табун и поехал за ними, сделав огромный круг, чтобы не ехать мимо мертвого Бектора.

Темуджин подгонял коня, но он совсем не походил на человека, старающегося ускакать от чего-то неприятного. Касару, смотревшему на него будто сквозь туман, он казался огромной фигурой из другого мира, прямой и грозной, за которой вился шлейф судьбы.

Глава 23

Кюрелен холодно и презрительно сказал:

— Ты должен собой гордиться. Ведь ты убил беззащитного мальчишку.

— Если бы он был таким беззащитным, я бы его не убивал, — спокойно ответил Темуджин.

Несколько мгновений Кюрелен пытался осмыслить неприятную правду, а потом к своему неудовольствию был вынужден ее признать. Он заговорил, не глядя на племянника:

— Тебе нужно было помолвить его с девушкой другого племени и таким образом от него избавиться.

Темуджин мрачно усмехнулся:

— Это заняло бы время, а у меня его нет!

Впервые очень внимательно Кюрелен взглянул на племянника и был вынужден признать: «А ведь он прав!» Он ощутил настоящий ужас, но попытался, как обычно, уговарить себя, что обладает огромным влиянием на Темуджина и если дело коснется чего-то весьма серьезного, его племянник обязательно с ним посоветуется. И вот теперь Темуджин не посчитал нужным советоваться с дядей. Это значило, что Кюрелен потерял свое влияние на него, а также то, что он совершенно не знал Темуджина. Перед ним стоял незнакомец, засевший в черной башне собственной души, куда кроме него никто не мог проникнуть.

Кюрелен был ущемлен — оказывается, он не разбирался в людях, знал о них не более деревенского дурачка. Он подумал: «Как же я ошибался! Не существует единой меры, по которой можно судить всех людей. Все люди — разные. Тот, кто заявляет, что разбирается в них, ничего о них не знает. Он — самоуверенный глупец! Все попытки понять человека кончаются разочарованием и обидой».

Он давно считал, что в Темуджине сосредоточена удивительная и угрожающая сила. Теперь он был в этом полностью уверен. Его всегда отталкивала и пугала сила, казавшаяся безрассудной, перед которой человек был не в состоянии что-либо сделать, но сейчас, глядя на Темуджина, он понимал, что в его силе содержится определенный резон, что он не действует под влиянием мгновения. Поэтому его сила казалась более ужасной. Ведь он не был безрассудно смел. Нет! Он следовал по определенному плану, и это для Кюрелена казалось самым страшным.

Он снова заговорил, но его слова звучали неубедительно:

— Уходи. Я не могу тебя видеть.

Кюрелен прекрасно понимал, что в нем сейчас говорит самолюбие, и он не может рассуждать объективно. Он горько подумал: «Я ничего не знаю».

Как только Оэлун узнала о кошмарном поступке Темуджина, она, низко спустив на лоб капюшон, отправилась в юрту матери Бектора. Бедная женщина от горя даже не могла рыдать. Когда она увидела Оэлун, то уставилась на нее воспаленными глазами, в которых не было слез. Оэлун встала перед ней на колени и, рыдая, начала целовать ее ноги.