Кокчу взглянул вниз на коленопреклоненного монгола. Губы шамана дрожали, и он, волнуясь, воскликнул:
— Со мной говорили Духи и Властители Земли! Они решили, что Темуджин, сын Есугея, будет провозглашен Повелителем всех народов — Чингисханом, Ханом Ханов, Владыкой Земель и Небесным Всадником!
С этими словами Кокчу медленно и торжественно водрузил золотой обруч на рыжие волосы Темуджина.
«Я только начал», — думал Темуджин. Он сидел на коне. Вокруг никого не было, и он ожидал, когда настанет утро.
В орде тяжким сном спали усталые и перепившиеся ханы. Темуджин оставался совсем один. Даже кони в этот час еще не проснулись.
Темуджин посмотрел на восток. Там небо было цвета бледного серебра, но нижний край его занимался алым светом восхода. Пустыня оставалась фиолетовой загадкой и простиралась в полной тишине до самого запада. Дальние острые пики гор еще чернели в ночной тьме, но их вершины уже были раскрашены в золотые и алые цвета. Над миром метался нескончаемый ветер. Он низвергался вниз, как мощные струи воды, омывавшие землю и освежавшие лицо Темуджина.
Темуджин улыбался. Его рыжие волосы пышной гривой падали ему на плечи. Лицо было серьезным и немного грустным, а в глазах не метались, как обычно, зеленые огоньки гнева и беспокойства. Руки Темуджина свободно лежали на шее белого скакуна, застывшего подобно мраморной статуе. Белоснежная грива жеребца переливалась от ветра серебром.
Взглянув на восток, где лежали империи Китая, Темуджин перевел взгляд на запад — там были мусульманские провинции и государства, а за ними лежала Европа с ее облаками неизвестности, и ее он собирался покорить!
Перед ним расстилался весь мир, и Темуджина внезапно охватил трепет. Казалось, его дух воспарил над землей и стал огромным, как сама вечность. Темуджин поднял сжатый кулак к небу и с силой им потряс. На бронзовом лице раздувались широкие ноздри, глаза сверкали, и таинственный огонь озарил сильное лицо.
От него исходило ощущение угрозы и мощи. Азия продолжала спать, и к востоку, западу, северу и югу от него расстилались огромные просторы. Но ее Повелитель и Разрушитель, Строитель и Властелин сидел на коне с поднятым к небу кулаком. Лицо его было страшным и в то же время вдохновенным. И перед Темуджином были только Бог и Смерть.
— Я только начал! — громко повторил Темуджин.
Внезапно он ощутил чье-то ужасное Присутствие, почувствовал на себе чье-то Бдительное Око, которое с неприязнью взирало на него. У Темуджина сильно забилось сердце, он невольно опустил руку и, устремив взгляд в бескрайние просторы Вечного Синего Неба, ощутил, как его переполняет радость, ярость и триумф.
— Мне принадлежит мир! — крикнул Темуджин, и его голос в тишине прозвучал, как труба: — Я, Чингисхан, и есть весь мир!
Ему ответила тишина. Она не желала принять его хвастливый вызов. Просторы Гоби молчали. Над горизонтом поднималось солнце, и кровавый отсвет упал на лицо и фигуру Чингисхана. Ему показалось, что перед ним поплыла странная орда — тени прошлого и тени будущего. Они плыли и плыли, глядя на него с молчаливым укором…
