Монблан - [2]

Невинная безмолвная зарница.

Монблан! Загадочная Мощь явлений,

Повелевающая небесами

И ходом наших бренных размышлений,

Таится здесь. Что сталось бы с тобой,

Со звездами, землею и морями,

Когда бы мы безлюдье и покой

Представили бездушной пустотой?

1816

Ода небу

Первый дух:

Край безоблачных ночей,

Кладезь золотых лучей,

Вечный купол над вселенной,

Был и будешь та всегда,

Беспредельный свод нетленный,

Дом извечных Где, Когда,

Дивный храм, дворец дворцов,

Всех времен обитель, кров

Дел грядущих и веков!

Землю к жизни ты воззвал,

Свет великой жизни дал

Сонму звезд в бездонных безднах,

И косматые планеты

Носятся в пучинах звездных,

Ты зажег миры, планеты,

Пламень солнц в ночной стихии,

Блещут луны ледяные

И светила огневые.

Даже имя твое свято,

Небо, Свет и отблеск света

Вышнего, где, как в зерцале,

Отразился человек,

И тебя обожествляли

На земле за веком век

Люди, преклонив колени, –

Сгинут боги, поколенья,

Ты один избегнешь тленья!

Второй дух:

Юных разумов приют,

Их мечты к тебе прильнут,

Словно мошки льнут к стеклу,

Ослепленные зарницей, –

Старый мир сойдет во мглу,

Воссияет над гробницей

Новым светом мирозданье

И твое затмит сиянье,

Как былой мечты мерцанье.

Третий дух:

Мир! Ты хаосу смешон,

Ты из атома рожден –

Что есть Небо? И что — ты?

Что есть солнца и светила?

Вас на миг из пустоты

Создала благая Сила –

Пыль среди пучин смятенных,

Словно капли в тонких венах,

Промелькнете во вселенных!

Что есть Небо? Сфера, свод –

Росы на заре прольет,

И, раскрыв глаза, цветок

В мире непостижном зрит

Раскаленных солнц поток

В беспредельности орбит –

Миллионы звезд, планет,

Оставляют зыбкий след,

И, мерцая, гаснет свет.

1819

Видение на море

Это бури разгул. Лоскута парусов

Бьются немощно в бешеной пляске ветров,

И в ночи непроглядной, как потоп Преисподней,

Хлещет сумрачный ливень по воле Господней.

В блеске молний чернеет смерчей крутизна:

Достают до небес, восставая со дна,

И кренятся, как будто обрушилась твердь,

Тщатся водные башни ее подпереть

И дрожат от натуги. Воды алчно раскрыли

Чрево мрачной пучины. В бездонной могиле

Смерчи сгинули с ревом глухим. В этот миг

Стихли громы и волны. Послышался крик:

Эхо вторило ветру. Судно грянуло с кручи

И металось по дну, и в грохочущей туче

Скрывалось, и, с волны устремляясь отвесной,

Срывалось, поглощенное вспененной бездной.

И недвижные, немо зияли глубины,

И нависли, как стены бездонной равнины,

Толщи мутно мерцавших и зыбких зеркал,

И, обрушившись россыпью звезд, ослеплял

Жутким блеском, сиянием адских огней

Грозный шквал, извергались фонтаны смерчей,

Вал над валом вставал из кипящей пучины,

Пирамидам подобно, взмывали вершины,

Полыхали на них огневые зарницы

И буравили небо. Готов расщепиться

Был, казалось, корабль, и в коловращенье

Носился, и, словно землетрясенье

С корнем вырвало дерево, бриг затрещал:

Вихрь его завертел, и безумствовал шквал.

С неба хлынул поток раскаленных шаров,

Тотчас мачту обуглив и вмиг расколов.

Хлещет в щели погибель. Неживая громада,

Словно труп средь песков, что приметы распада

Заметают усердно, качалась средь волн.

Был уже до краев трюм расколотый полн, —

С треском вздыбился палубы нижней настил,

Будто лед на озерах весной растопил

Зной пустыни. Но кто на другой уцелел?

Друг на друге распластаны грудою тел,

Как в могиле одной, у фок-мачты лежат

Все матросы. Поодаль от страха рычат

Тигры, два близнеца, покорились стихии

Прежде буйные хищники, ныне — ручные.

Кто остался еще на дощатом настиле?

Девять долгих недель пролежал в мертвом штиле

Стройный бриг. Ярость солнца губила их днем,

И, казалось, луна полыхала огнем.

Но клубился свинцовый туман в глубине:

Вспыхнул мор и пополз, будто порча в зерне,

Расползалось повсюду дыхание гнили,

В парусиновых саванах к борту тащили

Полумертвые мертвых. Свирепствовал мор.

И бросали умерших в кишащий простор,

Где шныряли акулы и саваны рвали,

Словно манной небесною их осыпали,

Как Господь иудеев в пустыне. Безлюдно

Стало вдруг на борту многолюдного судна,

И когда собралось войско туч грозовых,

Только семеро их оставалось в живых.

Шестерых из них молния насмерть сразила:

Почерневших, как мумий, на досках настила

Всех отметило Время глумливым клеймом,

И засел, будто острая пика, в седьмом

Обломок от мачты: на руине — руиной,

Словно символ крушенья, он повис над пучиной.

Кто еще? Только женщина, что затмевает красой

Звездоокое небо, когда над водой

Солнце стелет свои золотистые кудри, —

Защищая дитя от неистовой бури,

Белокурого мальчика держит она,

У руля притулившись. Ребенку смешна

Ярость грома и моря, при виде зарницы

Он хохочет и тигров зовет порезвиться.

Радость брызжет огнем из мальчишеских глаз,

Скорбной матери взгляд безвозвратно угас.

«Успокойся, дитя, и засни глубоко –

В сладком сне тебе вынести будет легко

Все мученья, что посланы страшной судьбой,

Но страшнее стократ, что ты должен со мной

Разделить их… Забвение. Сон. Неужели

Ты навеки уснешь в ледяной колыбели?

Что есть жизнь? Что есть смерть?

          Что есть мы, если в час,

Когда судно потонет, не станет и нас?

Неужели тебя больше не обниму,

После жизни, как перед рожденьем, во тьму

Погрузившись? Неужто теперь навсегда

Твой смеющийся облик отнимет вода?

Нежность губ, ясность глаз, безмятежность чела, —