Монахи моря - [8]

Да, чувствовать облегчение было рано. Катер под ногами скрипел и покачивался, вода ледяная, и здесь еще глубоко. Они почти достигли цели, но не представляли, как им теперь попасть к маяку…

Почти над головой раздался звук сирены, оглушив их ревом и хрипом.

Бейкер с минуту осматривался, потом сообщил:

– Похоже, сейчас отлив, Король… Наш корабль уже меньше скрипит.

Это была правда. Палуба под ногами стала более устойчивой, и действующий на нервы скрежет утих.

– Впрочем, все равно на нем уже не поплывешь, – добавил Бейкер.

Рози еще дрожала от страха:

– Что же мы будем делать, Король?

– Лучше всего сейчас – звать на помощь, – ответил тот.

Попробовали кричать. Хайнес орал что было мочи и вдобавок еще сигналил клаксоном. Кричали, пока не охрипли. Но ничего вокруг них не изменилось, никакого отклика.

– Я не верю, что они нас когда-нибудь услышат, – захныкала Рози.

– Конечно, услышат, – ответил Мейси. – Обязательно услышат через некоторое время. Тогда они придут и помогут нам.

– А что мы будем делать, когда попадем на башню? – спросил Хайнес.

– Об этом не волнуйся, парень. Предоставь все мне.

Глава 2

Наверху, в башне Сверлстоун, бодрствовал главный смотритель Джордж Робсон. Он заступил в полночь и должен был дежурить до четырех.

Робсон был ветераном маячной службы. Прошло почти сорок пять лет с тех пор, как он нанялся младшим помощником смотрителя. А сейчас уже близок день, когда ему исполнится шестьдесят пять. Это значит, что уход на пенсию вовсе не за горами. Его внешность и манеры полностью соответствовали его жизненному пути. Главный смотритель был человеком плотного сложения, большим и сильным, с обветренным лицом и коротко остриженными седыми волосами. Взгляд его голубых глаз, глубоко посаженных под седоватыми бровями, был ясным и мудрым. Морщинки, веером расходившиеся от уголков глаз, придавали ему добродушно-снисходительный вид. Робсон производил впечатление спокойного и уверенного в себе человека с огромным опытом, скромно и добросовестно исполняющего свои обязанности. Таким он и был в действительности.

Сейчас он находился в служебной комнате – оперативном и административном центре маяка, удобно расположенном под световой камерой. Здесь хранились все записи, составлялись метеосводки, велся вахтенный журнал. Тут же находилась большая часть метеорологических приборов – барометр, термометр, указатель силы ветра. Мебели немного – небольшой рабочий стол да стул. На соседнем столе – радиотелефон для связи с берегом. Комната была круглая, как все помещения в башне, безупречно чистая, с белеными стенами. Ее диаметр, не считая места, занятого объемистым шкафом, был едва ли больше двенадцати футов.

Робсон, в голубой фуфайке, которую он предпочитал своей форменной куртке, удобно сидел, откинувшись на спинку стула. Он курил трубку и читал одну из газет, привезенных сегодня его помощником Митчелом на сменном катере. Он позволил себе немного расслабиться, так как в это время от него требовалось лишь время от времени посматривать да прислушиваться. В окно он видел отблеск вращающегося луча маяка на стене тумана. Из глубины башни доносился тихий равномерный гул генератора. Все было в полном порядке.

Не так давно все механизмы Сверлстоуна были электрифицированы, и современная система контроля взяла на себя большую часть тяжелой работы и тревог ночной вахты. Теперь не нужно было ежечасно заводить пружину, которая в старые времена вращала световое устройство, и постоянно следить за работой лампы. Теперь почти все делалось автоматически. Если наверху, в световой камере, выйдет из строя электрическая лампа, немедленно включится другая, и на индикаторной панели будет гореть аварийный сигнал до тех пор, пока неисправная лампа не будет заменена. Если что-нибудь случится с механизмом, управляющим световым устройством, загорится другой сигнал на индикаторной панели. Если внизу, в машинном отделении, обнаружится дефект в работе генератора, сработает сигнальное устройство, и через секунду может быть включен один из двух запасных генераторов. Робсон, человек солидного возраста, хоть и моложавый с виду, в свое время одобрил все новые приспособления. Прежде, когда это было необходимо, он с удовольствием, и азартом трудился физически: поднимал грузы лебедкой, подрезал фитили ламп. Работа на маяке тогда была по сути рабством, но он тем не менее всегда ее любил. Ему нравился даже монотоннейший, скучнейший здешний порядок, потому что это тоже каким-то образом служило маяку, а служение маяку было его призванием и его гордостью. Он очень просто выбрал когда-то свой жизненный путь. Он хотел быть полезным в этом мире, а уберегать корабли от скал – это очень важно, и такая работа согревала его сердце… Тем не менее после почти полувека тяжелого, утомительного труда на разных маяках побережья он был полностью за то, чтобы избегать бессмысленной и излишней работы. Ведь было много и других дел…

Включился ревун, предупреждающий суда о тумане. Звук был несколько приглушен гранитными стенами башни толщиной даже на такой высоте в два с лишним фута. Однако он был все же достаточно громким, чтобы заставить вибрировать воздух. Робсон отложил газету. Он был человеком мыслящим и некоторое время просто сидел, удовлетворенно покуривая и размышляя. Вспомнил с удовольствием, как хорошо прошла последняя смена. Он всегда испытывал удовлетворение при благополучном исходе смены: возвращающийся домой высажен на берег, заступающий на дежурство прибыл, припасы доставлены. Эти ежемесячные морские путешествия всегда были ненадежными и рискованными, даже если погода благоприятствовала. И никогда наверняка не было известно, что смена состоится. Робсон мог вспомнить достаточно случаев, когда погода была тихой почти до последнего момента, а потом внезапно портилась. Это означало, что тот, кто собирался возвращаться на берег, вынужден распаковывать свои вещи. Все становились раздраженными, теряли терпение. И невозможно было сказать, когда погода переменится к лучшему. Однажды Робсон провел в башне без смены четыре месяца. Хотя, пожалуй, это все заботы тех времен, когда не было катеров, а, чтобы подвести лодку к башне, четыре человека должны были работать веслами. Но зато, заступив на смену, все чувствуют себя прекрасно. Можно успокоиться еще на один месяц… и, конечно, были письма, газеты и книги, привезенные с берега, и слухи из внешнего мира, не говоря уже о свежем мясе и овощах на несколько дней. Да, ничего не было лучше удачной смены…