Моменты - [27]

Амадо уже приводил ее сюда и в прошлое утро, чтобы показать, как над горами занимается новый день. Когда солнце заняло свое законное место на небе, он рассказал ей, что в это время года только три недели в период цветения идет рост виноградной лозы. Если прислушаться, но только так, чтобы слушали и ее разум, и душа, го она непременно различит живой голос лозы.

Элизабет, конечно же, не прониклась этой причудливой идеей, но промолчала. Она решила уступать его желаниям. И вот она стоит рядом с ним в середине ряда виноградной лозы, ноги ее твердо опираются на недавно вспаханную почву, глаза закрыты, чтобы не отвлекаться.

Она слышит пение сверчков и карканье ворон, шум автомобилей на какой-то отдаленной дороге. Она даже слышит свое собственное дыхание. А потом медленно, словно отстраняя от себя очевидное, Элизабет начала слышать и другие, менее узнаваемые звуки: что-то тихонько хлопало, трескалось и нежно шептало. Подумав, что это, должно быть, ветер шуршит среди рядов молодых ростков, Элизабет открыла глаза и увидела, что никакого ветра нет, даже слабенького бриза…

Она ничего не сказала Амадо, но по удивленному выражению ее лица он и сам понял — она все услышала. Он удовлетворенно улыбнулся и обнял ее. Так они и пошли к дому, где их ждал завтрак на открытой террасе.

Он был просто великолепен в своем стремлении добиться ее любви, точно зная ее слабости, привязанности, гордость и упрямство. Ни разу он не предлагал ей принять довольно простое для нее решение — оставить свою профессию. Нет, он настойчиво повторял, что не сможет успешно осуществлять свои планы по освоению новых рынков сбыта без ее помощи.

Он касался ее тела, но только по-дружески, деликатно: держал ее за руку, когда они бродили по полям, смахивал выбившийся завиток волос с ее лба… Были моменты, когда Элизабет поднимала глаза и видела, как он смотрит на нее, не пытаясь скрыть обнаженной страсти, потом он улыбался, и ее снова обволакивало его тепло.

Амадо с особенным воодушевлением делился с ней своей любовью к земле, рассказывал о тех Монтойя, которые ходили по этим полям до него, о своем страхе, что вместе с ним может уйти в небытие и их наследие. Каким-то образом он разглядел в ней потребность в корнях, в преемственности, в семье, и именно к этому он и взывал. Выйдя замуж за Амадо, она стала бы связующим звеном, которое позволило бы продолжиться наследию Монтойя, пусть даже лишь на срок ее собственной жизни. И в конце концов она по-настоящему сроднилась бы с этим местом, с домом. И что еще более важно — она была бы не каким-то «довеском», а именно необходимым звеном.

С приходом Элизабет Амадо не пришлось бы цепляться за хрупкую надежду, что Элана может вернуться в дом ее детства, если он сделает винный завод высокодоходным.

Амадо предлагал Элизабет все, чего, по ее недавнему убеждению, у нее никогда не могло появиться. Да, ему пятьдесят восемь лет, а ей только двадцать восемь, но это значит, что их совместная жизнь будет короткой, однако не менее счастливой. Что ж, он, возможно, и не доживет до того дня, когда сможет увидеть рождение своих внуков, но у него появится еще один шанс капля за каплей передать свою любовь к этой земле собственному ребенку.

Элизабет превосходно понимала, какие бы чудеса она ни творила как профессионал своего дела, к ней будут относиться как к жене могущественного человека, а не как к женщине, преуспевшей в своем деле. И никогда больше ни у кого не возникнет повода совать любопытный нос в ее документы в колледже или проверять ее прошлое. Положение жены Амадо принесло бы ей не только спокойствие, но и анонимность, которую она когда-то рассчитывала получить, превратившись в Элизабет Престон.

И дети ее никогда не будут ни в чем нуждаться. Они не узнают горечи одиночества, которое довелось испытать ей, когда она вместе со своими родителями находилась в бегах. И, конечно же, никогда ее дети не почувствуют себя заброшенными. Нет уж, сыновья и дочери Амадо Монтойя никогда не ощутят на себе позорного клейма отверженных! Ни одна мать не скажет своим детям: не играйте, мол, вон с теми. Дети Элизабет вырастут сильными и уверенными, гордыми своими родителями. И им никогда не придется мошенничать, лгать или воровать, чтобы добиться места в жизни.

И они никогда так и не узнают, кем же на самом деле была их мать и что ей пришлось сделать, чтобы избавиться от своего прошлого.

Элизабет вернула себя к реальности. Когда это она перестала сопротивляться предложению Амадо и решила согласиться с ним?

Она повернулась, чтобы посмотреть на беспорядочно выстроенный испанский помещичий дом, властно утвердившийся на небольшом каменистом возвышении над долиной. Похоже, какая-то тайная часть ее сознания, ее души без спросу приняла решение за нее. Видимо, сам Амадо, красивый, пылкий, деликатный, очень сильный, заставил забыть о его богатстве, о его власти. Если они вместе осуществят план, задуманный ею, то в течение пяти лет «Вина Монтойя» станут одной из самых известных и самых преуспевающих компаний на рынке Калифорнии.

Элизабет подняла руку, чтобы защитить глаза от солнца и получше рассмотреть дом. Ощущение удовлетворенности и покоя охватило ее, и с внезапной уверенностью Элизабет поняла, что со временем они с Амадо полюбят друг друга и тогда не будет иметь ни малейшего значения, из каких соображений они вступили в брак.