Моменты - [15]

— Правильно, это был я. Я решил вернуться из города кружным путем, — ответил Майкл, надеясь, что Тони не станет выжимать из него подробности.

— Черт подери! Я должен был бы сам сообразить и не спорить с ней. У этой бабы такие глаза, что даже ястреб позавидует. — Тони наконец сдвинулся с места и отправился вдоль по дорожке. Майкл пристроился к нему. — А еще она сказала, что дом старого Тэйлора наконец-то продали… Ну, раз уж ты был там, наверху, то, наверное, и сам уже знаешь.

Майкл кивнул. Он до сих пор пытался отыскать причину досады, которую испытал, когда завернул за угол и обнаружил, что к парадным воротам прибита гвоздями вывеска «Продано». Только в тот миг он осознал, насколько глубоко позволил призрачной мечте самому купить этот дом увести себя от реальной жизни. Когда-нибудь он должен разгадать, почему же так получается: пока у него что-то не отберут, он никак не желает признать, как много это для него значит. Для мужчины это чертовски плохо — не понимать, чего же он хочет на самом деле.

Тони подобрал конфетную обертку и в рассеянности запихнул ее в свой карман.

— Судя по тому, как Амадо в последнее время охотится за землей, я бы не удивился, если именно он-то и…

Но Майкл его уже не слушал. Мысль, что Амадо и купил дом Тэйлора, тоже пришла ему в голову. Черт возьми, он пролежал полночи без сна, думая об этом! Крушение собственных надежд буквально разрывало ему душу. За такими чувствами неизбежно следовал гнев — перспектива столь же логичная, сколь и безрассудная. У Амадо не было никакой возможности узнать, что Майкл сам мечтал завладеть именно этим кусочком земли. Не знал он и о том, что вовсе не вина Монтойя собирался делать Майкл из растущей там лозы, а свои собственные.

Заявив, что ему надо потолковать с бригадой, нанятой им на это утро для обрезки лозы на северном поле, Тони расстался с Майклом, пообещав передать от него привет Розе. А Майкл, вместо того чтобы отправиться вверх по холму проверять это «Шардоннэ», постоял минутку, наблюдая за ястребом, кружившим в вышине. Начинался один из тех ясных зимних дней, когда все становится видно резче, словно надеваешь очки.

Как плохо, что их личные отношения зашли в тупик. Откуда Амадо мог узнать, что Майкла выводила из себя та преданность, которая заставила его ради Амадо пренебречь собственными замыслами? И что обида породила столь мощный комплекс вины, что он не мог открыто признаться даже себе, какие чувства испытывает, и попытаться найти способ совладать с ними?

И как бы ни хотел Майкл уклониться от этого, он никак не мог отрицать, что всем, чего он достиг и еще надеялся достичь, он обязан Амадо. Без поддержки и ободрения со стороны старика Майкл никогда не добился бы своего нынешнего положения.

Когда Харолду Логану поставили диагноз «рак легких», медицинские счета сожрали все деньги, которые тот откладывал, чтобы Майкл мог закончить школу. Харолд протянул несколькими месяцами дольше этих денег, и до самого конца его преследовала мысль, что он нарушил условия сделки, заключенной с его вторым сыном: образование в обмен на его долю в ферме. Майкл с самого начала понимал, что ферма перейдет к его старшему брату, к Полу.

Когда Амадо узнал, что Майкл подыскивает работу, вместо того чтобы отправиться в школу, он тут же вмешался в дело и предложил оплатить обучение Майкла, если тот согласится по завершении образования пойти работать на винный завод Монтойя. В итоге Майкл получил в Калифорнийском университете в Дэвисе ученую степень магистра виноделия, и в течение года после его возвращения в Сент-Хелену Амадо передал ему руководство производственным процессом, вверив свои надежды интуиции совсем неопытного двадцатипятилетнего паренька.

Насколько все было бы легче, если он был так же свободен в своем выборе, как в самом начале. Но за те десять лет, которые Майкл проработал на «Вина Монтойя», он сроднился с предприятием. Сам Амадо настойчиво утверждал, что каждая награда и медаль, завоеванные ими за последние пять лет, были прямым итогом того энергичного и новаторского стиля производства, который принес на винный завод Майкл.

Вот только винный завод принадлежал не Майклу и никогда не будет ему принадлежать.

И не имело никакого значения, что Амадо нуждался в Майкле так же, как и тот всегда нуждался в нем, неважно, что любовь Майкла к земле и к виноделию постоянно росла, пока не стала столь же сильна, как у Амадо. Майкл мог работать на Амадо, мог пользоваться его отношением к себе как к сыну, которого у Амадо никогда не было, мог даже видеть в глазах Амадо горечь, что Майкл не его сын, но все это нисколько не меняло дела. В конечном счете все перейдет к семье Амадо. К настоящей семье. К Фелиции и Элане. И неважно, что ни одну из них нисколечко не интересовал ни собственный отец, ни этот винный завод!

Как-то раз давно, когда Майкл еще лелеял мечту начать работать на себя, он простодушно подкатился к Амадо с вопросом о возможности покупки «Вин Монтойя». Ведь в конце концов, по собственному признанию Амадо, у него не было никакой реальной надежды убедить Элану или Фелицию со временем взять дело в свои руки. Майкл полагал, Амадо будет только рад узнать, что существует кто-то, имеющий законный интерес и желающий сохранять винный завод от загребущих лап корпораций по крайней мере на протяжении еще одного поколения. Однако этот вопрос и отрицательный смущенный ответ лишь создали неловкость, которая навсегда пролегла между ними с тех пор. И хотя после того эпизода были случаи, когда Амадо, казалось, сам побуждал Майкла снова спросить об этом, тот больше никогда ни единым словом не обмолвился на эту тему.