Белые клубы дыма взлетали кверху и плыли в тихом воздухе. Около пушки виднелась высокая фигура Антуфьева в длинной желтой шубе и бархатном колпаке.
Одна барка отваливала за другой, и тяжело загребали воду длинные рулевые весла.
В это самое время на заводе, откуда уехали «все начальства», закипели веселые гулянки. Около той же плотины, где днем драли плетьми недостаточно радивых, теперь собрались незанятые рабочие, разряженные бабы и девки.
Возле костров мелькали красные сарафаны, взбивали пыль подкованные каблуки, не умолкали пронзительные песни…
А у подножия горы, возле шахты, все дремало. Сторожа, навесив большие замки на двери караулки, побрели к плотине, где гулянье было в полном разгаре.
Возле ворота с бадьями для вытаскивания руды мелькали бесшумные тени. Ворот стал медленно поворачиваться.
– Скрипит, проклятый! – сказал сдавленный голос. – Всех разбудит.
– Небось, крути дальше. Им теперь не до этого…
Тени ходили по кругу, где обычно была запряжена лошадь. Натянутый, как струна, канат закручивался на поперечное бревно. Наконец показался край бадьи.
– Есть четверо! Молодцы ребята!
– Постойте, еще не все. Тащите вторую бадью. И там бегунцы. Не бросьте в беде!
– Разве можно бросить? Крути назад!
Ворот скрипел. Пустая бадья спускалась вниз, а из глубины поднималась вторая.
– Скорее, скорее, сюда идут!..
Тени двинулись по склону горы, пробираясь в березовые заросли. Тихая безветренная белая ночь все закутывала своим дымчатым покровом. Едва слышались осторожные шаги, отдельные слова.
– Касьян, теперь волю мы почуяли, так держись!
– Лучше я жизни решусь, Наумка, а больше никому в руки не дамся.
– А где дед?
– Здесь я, Касьянушка, и Аленка здесь. Ты не смотри, что стар, я отмахаю сразу хоть до синего моря.
Путники двигались гуськом, забираясь в горные пади, а издали еще доносились взрывы смеха, пронзительные песни. Когда беглецы перевалили первый хребет, звуки разом стихли.
1933