Мощный человек на носу корабля – Бранд – увидел гораздо больше. Поэтому он и принес сюда новость.
Корабль шел по длинному фьорду, глубоко вдающемуся в плодородную равнину Зеландии, самого восточного из островов Дании. Ветра не было, паруса свернули и привязали к мачтам, и тридцать гребцов делали равномерные неторопливые гребки, весла покрывали гладкую поверхность спокойного моря рябью, легкое волнение ласкало берега. На богатых лугах мычали коровы, на удалении виднелись поля ржи.
Бранд знал, что ощущение мира здесь обманчиво. Он находится в неподвижном центре самой грозной бури в Европе, и мир здесь обеспечивают сотни миль разрываемого войной моря и сожженные берега. В море его трижды останавливали военные корабли морского патрули – тяжелые корабли береговой охраны, не предназначенные для выхода в открытое море, полные людьми. Его пропускали с нарастающим интересом: всегда интересно посмотреть на человека, испытывающего свою удачу. Да и сейчас за ним идут два корабля, каждый вдвое больше размером, просто чтобы быть уверенным, что он не сбежит. Он знал, как знали и его люди, что худшее впереди.
За ним кормчий передал весло другому моряку и прошел на нос. Несколько минут он стоял за капитаном, голова его едва достигала плеча Бранда, потом заговорил. Заговорил негромко, стараясь, чтобы не расслышали ближайшие гребцы.
– Ты знаешь, я не из тех, кто заводит споры, – сказал он. – Но мы уже здесь, у нас у всех члены завязли в осином гнезде. Может, ты теперь скажешь, зачем это?
– Ну, раз уж ты так долго не спрашивал, – так же негромко ответил Бранд, – назову тебе три причины, а ты уж выбирай.
– Первая. Это наша возможность заслужить славу. Об этой сцене поэты и сочинители саг будут рассказывать до последнего дня, когда боги сразятся с гигантами и отродье Локи высвободится в мире.
Кормчий улыбнулся.
– У тебя достаточно славы, витязь из Галланда. И многие говорят, что те, с кем мы встретимся, и есть отродье Локи. Особенно один из них.
– Ну, тогда вторая. Тот английский раб, беглец, рассказавший нам эту историю, рыбак, сбежавший от монахов Христа, ты видел его спину? Его хозяева заслуживают всех горестей на земле, и я могу послать их им.
На этот раз кормчий рассмеялся вслух, хотя по-прежнему негромко.
– А ты видел кого-нибудь живого после разговора с Рагнаром? И говорят, те, с кем мы встретимся, еще хуже. Особенно один из них. Может, он и монахи Христа стоят друг друга. Но что об остальных?
– Тогда, Стейнульф, мы подходим к третьей причине. – Бранд легко приподнял серебряную подвеску, свисавшую на ремешке с его шеи и лежавшую на груди, на рубашке: молот с короткой рукоятью и с широкой головкой. – Меня попросили сделать это, выполнить службу.
– Кто попросил?
– Тот, кого мы оба знаем. Во имя того, кто придет с севера.
– Ага. Ну, ладно. Этого для нас обоих достаточно. Может, и для всех нас. Но я собираюсь сделать кое-что, прежде чем мы причалим.
Убедившись, что капитан видит, что он делает, кормчий взял подвеску, висевшую у него на шее на длинном ремешке, и спрятал ее под рубашкой, затянув воротник так, чтобы ремешка не было видно.
Бранд медленно повернулся лицом к экипажу и проделал то же самое. Как один, гребцы прекратили ударять веслами по воде. Все убрали из виду свои подвески. И снова принялись грести.
На причале впереди виднелись люди, они ни разу не посмотрели в сторону приближающегося военного корабля, изображая полнейшее равнодушие. За ними, как перевернутая плоскодонка, виднелся корпус большого драккара; а еще дальше множество сараев, навесов, складов, ночлежек, лодочных дворов по обе стороны фьорда, кузниц, канатных мастерских, загонов для скота. Это сердце морской империи, центр силы, бросающей вызов королевствам, дом бездомных воинов.
Человек, сидевший на самом краю причала, перед всеми, встал, зевнул, красноречиво потянулся и посмотрел в другом направлении. Опасность. Бранд начал отдавать приказы. Двое его людей, стоявших у фала, подняли на мачту щит, на нем свеженарисованный белый знак мира. Еще два побежали вперед, на самый конец носа, сняли драконью голову с разинутой пастью с ее колышков, отнесли подальше от борта и тщательно завернули в ткань.
На берегу неожиданно появилось больше людей, все они теперь смотрели на корабль. И никак его не приветствовали. Но Бранд знал, что если бы он не соблюдал определенный церемониал, его встретили бы по-другому. И при мысли о том, что могло бы случиться – все еще может случиться – он почувствовал, как непривычно дрогнул живот, словно его мужское естество захотело уползти туда. Он отвернулся от берега, чтобы выражение лица его не выдало. Никогда не показывай страха. Никогда не показывай боль. Он ценил это больше самой жизни.
Он понимал, что в игре, которую он собирается начать, ничто не может быть опаснее, чем проявление неуверенности. Он собирается поймать на приманку своих смертельно опасных хозяев, вовлечь их в свой рассказ, вести себя не как проситель, а вызывающе.
Он собирается бросить им вызов, публичный и ошеломляющий, и у них не будет выбора. Они вынуждены будут принять этот вызов. В таком деле полумеры непозволительны.
