Рот викинга презрительно скривился. Он ответил на том же языке торговцев: – Вы жрецы. Я знаю ваш разговор. Ты говоришь, я буду жить. Как? Как раб, ты говоришь. Но ты не говоришь, а я знаю. Без глаз, без языка. С подрезанными сухожилиями, никакой ходьбы.
Он начал распевать.
– Я сражался тридцать зим, всегда был впереди, всегда рубил мечом. Я убил четыреста человек, изнасиловал тысячу женщин, сжег множество церквей, продал много детей. Многие плакали из-за меня, но я никогда не плакал из-за них. И вот я пришел к орм-гарту, как Гуннар, рожденный богом. Делайте, как хотите, пусть блестящие черви жалят мне сердце. Я не буду просить о милости. Я всегда отвечаю ударом меча!
– Кончайте с ним! – рявкнул Элла, стоявший за викингом. Стражники начали подталкивать его вперед.
– Стойте! – остановил их Эркенберт. – Сначала свяжите ему ноги.
Несопротивлявшегося викинга грубо связали, подтащили к краю, поставили на самом краю, потом – он посмотрел на молчаливую толпу – столкнули вниз. Он упал ногами вперед, с грохотом упал прямо на клубок змей. Они зашипели и набросились на него.
Человек в волосатых брюках и кожаной куртке рассмеялся, лежа на земле.
– Не могут прокусить, – сказал кто-то разочарованно. – У него слишком плотная одежда.
– Но можно ужались в руки и лицо, – возразил хранитель, ревниво оберегающий достоинства своих подопечных.
Одна из самых больших гадюк действительно лежала всего в нескольких дюймах от лица Рагнара, они смотрели в глаза друг другу, раздвоенный язык змеи почти касался щеки пленника. Наступила долгая пауза.
И вдруг голова человека метнулась в сторону, он широко раскрыл рот. Забились змеиные кольца, рот наполнился кровью, змея лежала без головы. Снова викинг рассмеялся. Медленно он начал перекатываться, сгибая тело со связанными руками и ногами, стараясь всем своим весом опуститься на змей.
– Он убивает их! – со смертельной обидой закричал хранитель.
Элла с отвращением шагнул вперед, щелкнул пальцами.
– Ты и ты. У вас крепкие сапоги. Вытащите его оттуда.
– Я тебе этого не забуду, – негромко сказал он расстроенному Эркенберту. – Ты всех нас выставил дураками.
– А теперь развяжите ему руки и ноги, разденьте и свяжите снова. Ты и ты, принесите горячей воды. Змеи любят тепло. Если мы согреем ему кожу, змеи пойдут к нему.
– Еще одно. На этот раз он будет лежать неподвижно, чтобы помешать нам. Привяжите одну руку к телу, а к запястью привяжите веревку. Так мы заставим его двигаться.
Пленника, по-прежнему улыбающегося и молчащего, опустили снова. На этот раз сам король направлял спуск к тому месту, где было больше всего змей. Змеи тут же поползли к теплому телу, от которого на холоде шел пар. Женщины вскрикивали в отвращении, представляя себе, как трутся чешуйки гадюк о голую кожу.
Король дернул веревку, снова и снова. Рука двинулась, гадюки зашипели, одна обеспокоенная ужалила, ощутила плоть, ужалила еще и еще, впуская в тело человека свой яд. На глазах зрителей медленно, медленно лицо его стало меняться, разбухать, синеть. И когда его глаза и язык распухли, он в последний раз заговорил.
– Gnythja mundu grisir ef galtar hag vissi, – сказал он.
– Что он говорит? – зашептались в толпе. – Что это значит?
– Я не понимаю по-норвежски, – подумал Шеф, глядя со своего места. – Но я знаю, что ничего хорошего это не предвещает.
* * *
«Gnythja mundu grisir ef galtar hag vissi». Эти слова звучали в сознании могучего человека несколько недель спустя и сотни миль к востоку. Человек стоял на носу большого корабля, медленно приближающегося к берегу Зеландии. Он услышал эти слова совершенно случайно. «Говорил ли Рагнар с собой?» – размышлял он. – «Или знал, что кто-нибудь услышит, поймет и запомнит?» Маловероятно, чтобы при английском дворе оказался человек, знающий норвежский достаточно, чтобы понять слова Рагнара. Но у умирающего бывают озарения. Может, он видит будущее. Может, Рагнар знал или догадывался, к чему приведут его слова.
Но если это слова судьбы – а такие слова всегда найдут свое выражение, – то странными путями дошли они до него. В толпе вокруг орм-гарта стояла женщина, наложница одного знатного англичанина, «lemman», как называют англичане таких женщин. Но до того, как хозяин купил ее на рынке рабов в Лондоне, она исполняла ту же роль при дворе короля Мельсекнейла в Ирландии, а там многие говорили по-норвежски. Она услышала слова Рагнара и поняла их. Но у нее хватило ума не рассказывать об этом хозяину: «lemman», у которых не хватает ума, не переживают свою красоту. Но она рассказала об этих словах своему тайному любовнику, торговцу, отправляющемуся на юг. Тот пересказал их одному из своих спутников по торговому каравану. А рядом находился беглый раб, бывший рыбак; его это особенно заинтересовало, потому что он был свидетелем пленения Рагнара на берегу. В Лондоне, считая себя в безопасности, раб рассказывал эту историю в кабаках, зарабатывая кружку эля и кусок мяса в прибрежных трактирах, куда пускают всех: англичан и франков, фризов и датчан. Лишь бы серебро было. Так северянин услышал эту историю.
Этот раб дурак, человек без чести. Он увидел в смерти Рагнара только забаву, необычность, развлечение.
