Молот демонов - [10]

— Славный денек, — заметил Дурендин, указывая на величественное небо Титана, в котором парил одинокий диск Сатурна в окружении колец. — Я посижу с тобой немножко, если ты не против.

Галерея Скорбей располагалась прямо под открытым небом, атмосфера удерживалась в ней невидимыми электромагнитными полями, и Аларик, придя в это место, с его обветшалой красотой, словно предстал перед взором великого ока галактики. Император был частью его, вечно испытывая души каждого из своих слуг. Под этим взглядом Аларик чувствовал себя нагим и беззащитным.

— Я думаю, дело не только в Хаэронее, есть еще что-то.

— И поэтому ты пришел сюда, — просто ответил Дурендин, — чтобы побыть наедине со своими мыслями, вдали от обрядов над оружием и боевых гимнов, и раз уж вышло, что рядом оказался капеллан, с которым ты можешь поделиться своими мыслями, так тому и быть.

Аларик улыбнулся:

— Вы очень проницательны, капеллан.

— Просто Императору угодно использовать меня именно таким образом, — ответил Дурендин.

Космодесантником мог стать лишь неординарный человек, но чтобы стать капелланом, нужно было быть исключительной личностью. Капеллан Серых Рыцарей был удивительным человеком, и в ордене было очень мало таких, как он. Он призван был духовно окормлять воинов, сражающихся с наиболее ужасным противником. Его паства вглядывалась в варп и слушала нашептывания демонов, и все же, благодаря ему и тем, кто был до него, ни один Серый Рыцарь ни разу не поддался искушению врага.

— Хаэронея — часть этого, безусловно, но это тревожило меня и прежде, с тех пор, когда Лигейя…

Инквизитор Лигейя была самым храбрым человеком из всех, когда-либо встреченных Алариком. В память о ней на его личной геральдической эмблеме появилась лучистая звезда. Из-за козней демон-принца Гаргатулота она лишилась рассудка, но сохранила неоскверненной достаточную часть разума, чтобы передать Аларику знания, необходимые для победы над демоном. Из-за безумия Ордо Маллеус обрек ее на смерть.

— Люди, подобные инквизитору Лигейе, всегда будут погибать, — сказал Дурендин. — Так было до Великого крестового похода, так будет и когда нас с тобой не станет. Главное — помнить, что это жертвы во благо всего человечества. Ты считаешь, она погибла напрасно?

— Нет, капеллан, вовсе нет.

— Значит, эта галактика кажется тебе слишком жестокой?

— Вы же знаете, что, не будь я способен выдержать то, что порой приходится видеть, меня вообще не избрали бы даже для подготовки, — ответил Аларик резче, чем следовало. — Просто у меня такое чувство, что… что нам так много еще нужно сделать, и я имею в виду не сражения. Я знаю, что сражениям не будет конца, но наша борьба — это гораздо больше, чем встречать демонов огнем и мечом. Я увидел проблески… реальностей, стоящих за всем этим. Не могу выкинуть из головы слова Разрушителя. Гаргатулот сплетал воедино пространство и время, чтобы породить события, позволившие ему вернуться, и мы были частью этого. Разумеется, я буду сражаться до конца своих дней, но враг — это не только тела, которые надо уничтожать. Это идея, быть может, это даже часть нас самих. Мне хотелось бы понять ее, но я знаю, что никто не может понять Хаос, не подвергнувшись порче.

— Значит, ты не думаешь, что наша борьба напрасна?

— Нет, капеллан. Как это возможно, если я видел последствия демонической порчи? Но наши сражения — лишь половина битвы, и я не уверен, возможна ли победа в другой половине…

Дурендин опустил взгляд на свои руки в латных перчатках. Он сам был не чужд боя, и его доспехи из голубовато-серого сплава с черной отделкой — знак капеллана — служили не только для парада.

— Эти руки, — сказал он, — сражались, когда тебя, юстикар, еще не было на свете, и я ни на миг не усомнился, что это и есть истинная и праведная цель всякого человеческого существа. Однако верно и то, что ты говоришь. Демоны — лишь одно из проявлений врага, и их жестокость — лишь одно из оружий варпа. Инквизиция борется с кознями Хаоса, так же как мы боремся с его солдатами. Ты не согласен?

— Скольких инквизиторов мы потеряли? — отозвался Аларик. — Хоть и не следовало бы об этом говорить, Валинов был далеко не единственным ренегатом в священных ордосах, и он так долго таился от нас. Сколько еще еретиков носят инсигнию инквизитора? Сколько их в крепости на Энцеладе? Сколько отдают приказы Серым Рыцарям? Я знаю, что это не нашего ума дело, думать — работа инквизиторов, но как мы можем доверять им, если они столь глубоко погружаются в изучение порчи?

Дурендин вздохнул. Он был стар, и порой, как сейчас, Аларик видел на нем тень прожитых лет.

— Я проводил Серых Рыцарей через бесчисленные испытания духа, которые насылал на них Хаос. Ты не первый усомнившийся, Аларик, и уж точно не первый, у кого мелькают мысли о тщете усилий Инквизиции.

— Они не тщетны, — возразил Аларик, — но я чувствую, что потерплю поражение, если не буду делать больше. Демон — это симптом, а не болезнь. Я хочу быть частью лечения.

— Я чувствовал то же, что и ты, — отозвался Дурендин. — Беседовал со своими боевыми братьями, и с великими магистрами, и с самыми учеными инквизиторами. Ни у кого из них не было ответа. В конце концов я отыскал ответ сам.