Молоко волчицы - [71]
Свободного времени не было. Он приходил ночами. Она писала его при свечах. Свечи Антон брал на складе. У Невзоровой жил соловей. Просыпаясь от света, он невнятно щелкал. И в сердце не знавшего ласки Антона вскипало горючее пение.
Свершался круговорот времен. Одни еще не родились, другие старели, третьи умирали. Подойдет и их черед. А они еще не любили. Жизнь их, трепетный огонек в ночи, может погаснуть ежечасно.
Он стал следить за собой, аккуратно брился, менял белье, добрел к просителям всякого рода. Недавно увидел кучку людей. Старшина каменщиков Анисим Лунь пророчествовал перед народом ни с того ни с сего — петух жареный в зад клюнул.
Увидев коменданта, закричал:
— Книга жизни кончилась — раскрылась книга смерти… «Кто высоким делает свой дом, тот ищет разбиться… В пророках Иерусалима вижу ужасное — они прелюбодействуют и ходят во лжи. И еще: они крадут слова друг у друга… Изливается на землю печень моя, стрела в почках моих засела, я стал посмешищем людей, вседневною песнью их… Я сделаю слова мои огнем, а народ этот дровами…» Братья и сестры! В будущем веке не женятся и замуж не выходят! «Время пенья настало — и голос горлицы слышен в стране нашей!»
Весенней чистотой поразили Антона последние слова, и вместо того, чтобы разогнать сборище, он прошел мимо, отвернув глаза. На поясе коменданта, как обычно, висел кольт, и Лунь вдогонку торжествующе вопил:
— «У каждого меч на бедре ради страха ночного!»
Однажды в комендатуру ворвалась женщина в потертой норковой шубке, с горько-белым лицом. На руках дите.
— Не верьте им, не верьте! — рыдала она. — Это может разобрать только комиссия. Я не убивала. Мой брат атеист. Из нашего дома уже вынесли четырех Гамлетов. Она просто спит…
Бросила ребенка на стол. Ребенок не плакал. Запеленутая кукла. Антон призвал караульного, и помешанную увели.
Приходя позировать, он приносил Наташе то сухарей, то горсть кураги, кусок пареной тыквы. Теперь принес куклу.
Художница была в восторге — старинная японская кукла, передающая облик цариц первых династий, бесценное сокровище, достойное Лувра и Эрмитажа. Она поцеловала Антона. Свеча догорала. Но он не стал зажигать новую. Припал к ее длинному и худому телу.
Над городом бушевала буря, было темно, а им думалось: какое это счастье, что свет погас. Но было и страшно: любовь в темноте, любовь пещерных обитателей, любовь болотных гадов, любовь-инстинкт, любовь-падение. Она плакала от счастья, а он печально гладил ее сухие электрические волосы.
Средневековый монастырь был и военной крепостью, и н а у ч н ы м центром, и первым университетом. Постепенно все это отпало, монастыри превратились в богатые хозяйства, экономии, использующие труд и веру окрестных богомольцев. Чугунные и бронзовые пушки, алебарды, секиры, белокаменные ядра, увесистые в шипах кистени, подземные ходы к реке или лесу, мрачное кружево решеток — все это, если и сохранялось, то не имело давно никакого смысла. Из атрибутов прошлого хорошо продолжали служить лишь кованые сундуки, само здание, утварь для богослужения. Главная забота — казна. Помыслы игумнов и монахов — промыслы, винные, соляные, медные, рыбные, меховые, хлебные, наряду с ловлей душ человеческих в древние сети молитв, чудес, обещаний, что тоже давало немалый доход. Особенно охотились за богатыми старушками, чтобы те отписали в пользу монастыря деньги, имущество, землю.
Монастырь под горой Бештау не имел ни исторических заслуг, ни глубоких корней, ни традиций, ни особых святынь по причине молодости. Даже купола, башни, стены не получились — не устрашали, не манили, не потрясали душу. А высокие печные трубы и вовсе напоминали фабрику. Во дворе и в самом деле работали лесопилка. Богу, конечно, тут молились, и устав был суровым, но молодость монастыря была сродни той, которой отмечен завязавшийся на дереве плод накануне снегопада.
Советская власть сочла излишним его существование. Монахов распустили, ценности сдали в государственный банк, мелкую мебель, посуду, крестьянский инвентарь раздали бедным. Однако часть монастырского имущества оставалась, воза три, не нужного ни власти, ни народу — иконы и книги, религиозные, на церковно-славянском, греческом, древнееврейском языках.
Светские книги монастыря забрал заведующий народным образованием Александр Синенкин в городскую библиотеку. Помогал ему в этом станичный сапожник, активист. Латинскую Библию, В у л ь г а т у, он взял на починку обуви, на латки, писана на пергаменте, тонкой телячьей коже, разрисованной диковинными цветами, зверями, узорами и вымышленными пейзажами, которых нет на Земле, но, возможно, есть в иных мирах. Расшив листы, сапожник хотел смыть текст с кожи — ничего не вышло: может, это были «чернила драгоценных камней» с примесью золота, перламутра, рубина.
Среди икон были старые, темные, с поверхностью, как тусклая рыбья чешуя. Доски сохранились хорошо. Сначала их свалили в подвал. Потом до власти дошли разговоры, что есть-таки желающие приобрести иконы. Ну нет, господа миряне, с богом теперь покончено. Горепекина предложила решение радикальное: в огонь эту ересь. Денис Иванович колебался: не по-хозяйски это. Уничтожить дурман надо, но хоть с какой-то пользой. Почтения к иконам он не питал, а вот краски на иконах ярки, приманчивы. Серебро с окладов сняли, вот и краски как-нибудь забрать бы. Жалко в огонь. На свалку предложила Февронья Аввакумовна. Тоже рука не поднимается — доски вредные, но труд в них вложен все-таки. Мудро подсказал Андрей Быков — зачем пропадать добру, дерево с олифой, позолотой, горючее, топить ими печки в ЧК и комендатуре, а дело шло к зиме, холодам.
В этой книге Андрея Губина читатель найдет рассказы о великих мастерах искусства и литературы — Фидии, Данте, Рабле, Лермонтове, Л. Толстом, Дж. Лондоне, Ал. Грине. Это рассказы-легенды, основанные на неких достоверных фактах и событиях. В них не следует искать строго научного, биографического материала. Что переживал Лев Толстой в часы своего знаменитого побега «от мира»? Была ли у Джека Лондона такая любовь, как говорит Губин? Важно только помнить: рассказы эти, скорее, об искусстве, творчестве, его отдельных моментах и законах, нежели о том или ином художнике.В повести «Созвездие ярлыги» предстает образ молодого чабана, горца с нелегкой судьбой, ровесника космонавтов, который поднимает свой древний труд до «космической» высоты — отсюда и заголовок: автором опоэтизирована ярлыга, чабанская палка.
Это наиболее полная книга самобытного ленинградского писателя Бориса Рощина. В ее основе две повести — «Открытая дверь» и «Не без добрых людей», уже получившие широкую известность. Действие повестей происходит в районной заготовительной конторе, где властвует директор, насаждающий среди рабочих пьянство, дабы легче было подчинять их своей воле. Здоровые силы коллектива, ярким представителем которых является бригадир грузчиков Антоныч, восстают против этого зла. В книгу также вошли повести «Тайна», «Во дворе кричала собака» и другие, а также рассказы о природе и животных.
Автор книг «Голубой дымок вигвама», «Компасу надо верить», «Комендант Черного озера» В. Степаненко в романе «Где ночует зимний ветер» рассказывает о выборе своего места в жизни вчерашней десятиклассницей Анфисой Аникушкиной, приехавшей работать в геологическую партию на Полярный Урал из Москвы. Много интересных людей встречает Анфиса в этот ответственный для нее период — людей разного жизненного опыта, разных профессий. В экспедиции она приобщается к труду, проходит через суровые испытания, познает настоящую дружбу, встречает свою любовь.
В книгу украинского прозаика Федора Непоменко входят новые повесть и рассказы. В повести «Во всей своей полынной горечи» рассказывается о трагической судьбе колхозного объездчика Прокопа Багния. Жить среди людей, быть перед ними ответственным за каждый свой поступок — нравственный закон жизни каждого человека, и забвение его приводит к моральному распаду личности — такова главная идея повести, действие которой происходит в украинской деревне шестидесятых годов.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Прозу Любови Заворотчевой отличает лиризм в изображении характеров сибиряков и особенно сибирячек, людей удивительной душевной красоты, нравственно цельных, щедрых на добро, и публицистическая острота постановки наболевших проблем Тюменщины, где сегодня патриархальный уклад жизни многонационального коренного населения переворочен бурным и порой беспощадным — к природе и вековечным традициям — вторжением нефтедобытчиков. Главная удача писательницы — выхваченные из глубинки женские образы и судьбы.