Молодые люди - [26]

Артистка держалась в эти минуты за роялем выпрямившись, с горделиво откинутой головой. Лицо, такое нежное в своих очертаниях, вдруг исполнилось воли и силы, даже величия. Клавиши обменивались сложными пассажами со всеми скрипками и духовыми инструментами. Пианистка, не меняя выпрямленной, вызывающе гордой позы, начала легонько раскачиваться на сиденье по мере приближения своей партии к концу. Последняя капля звучно сорвалась со струн рояля, — и в этот самый миг дирижер, широко простерши обе руки над массой пюпитров перед собой, сделав вдруг резкое и властное движение наклоненными вперед плечами, бросил весь оркестр в подмогу солистке: грянула снова генеральная тема, но уже мощно, торжествующе — звуки хлынули, как громкий водопад, со всех смычков справа и слева, изо всей сверкающей под обильным светом меди, из-под клапанов каждого из деревянных инструментов, что теснились позади виолончелей, в самой глубине подмостков, вблизи труб высокого органа.

От этой величественной, победоносно зазвучавшей гармонии Наташа ощутила, как летучий холодок коснулся ее затылка, а потом пробежал по всей спине, ощупав каждый позвонок…

В антракте оба молча бродили в тесной толпе по фойе, по коридору с раскрытыми в летнюю ночь окнами, по обширным площадкам, повисшим, как мосты, над глубокой лестницей. Всякий раз, как толпа проносила их мимо распахнутых окон, перед ними вставала круглая, яркая луна, блестели крыши, серебристо сияли кроны лип.

Вдруг Толя тихонько, склонившись к плечу Наташи, засвистел… Что он делает? В общественном месте! Среди стольких людей! Правда, еще с детских лет Наташа знает, как превосходно, прямо-таки с артистическим блеском умеет он насвистывать, но… Наташа испуганно и бегло осмотрелась вокруг. Гудит толпа, а Толин голос рассчитан сейчас на крошечное пространство меж их соприкасающимися плечами, — нет, не беда, никто ничего не заметит… Он очень точно воспроизвел главную тему из третьей части концерта и вдруг, прервав свист, сказал:

— Я знал, что так оно и будет! Милая Наташа! — он подхватил ее под руку, крепко прижал к себе ее локоть. — Гора у меня с плеч… Все гадкое с души вон!.. Мир прекрасен, Наташа, несмотря ни на что… Ну, почему вы смотрите на меня с таким изумлением? Вы ничего не понимаете? — рассмеялся Толя. — Дело в том, что есть у меня один поверенный — колдун, мой тайный и самый верный друг… Ах, Наташенька, какой это богатый и щедрый друг! Он у меня один, но у него много имен. Сегодня его зовут Рахманинов, в другой раз он может быть Бетховеном, Бахом, Глинкой, Мусоргским или Шостаковичем…

Теперь Наташа могла понять хоть что-нибудь, хоть самую малость, и она удовольствовалась этой крупинкой, не стала расспрашивать, что за беда такая точила Толю раньше, о каких тайных гадостях, оскорблявших его душу, говорил он. Она сочувственно улыбнулась ему, заглянула в лицо ласково, но немножечко и ревниво, со смутным, где-то в бесконечной глубине затаенным упреком. Она высвободила свою руку, но затем лишь, чтобы поменяться ролями, — крепко и заботливо подхватила она Толю под локоть, оберегая от толчков в толпе, стараясь, чтобы не расплескалось в нем ни капельки той драгоценной и лишь избранным доступной силы, о которой он только что говорил.

Но как так — единственный у него друг со множественным именем? А она, Наташа? Ее он не берет в счет?

И тут вдруг она увидела за множеством движущихся голов, меж двумя мощными мраморными колоннами, облитыми светом и источающими в ответ из гладких недр своих холодный блеск, Сашу. Да, Саша Румянцев, высокий, стройный, стоял там, вызывая к себе общее внимание. Вот тебе на! Сашка здесь? И Сашку принесло на концерт ни с того ни с сего?

Она повлекла ничего не понимающего и легонько упирающегося Толю за собой через все фойе, наперерез гуляющей толпе.

— Здравствуй! — добежав к своему партнеру, радостно вскрикнула она. — Ты откуда взялся?

Саша стоял выпрямившись, с высокомерной усмешкой поглядывая куда-то поверх Толиной головы.

— Из дому, конечно, — ответил он.

— Толя, познакомьтесь, — продолжала девушка, — это мой товарищ Румянцев Саша… то есть Александр Леонидович, — поправилась она, — заслуженный артист… А это Толя Скворцов, студент.

Чуть-чуть склонив голову, Румянцев пожал руку новому знакомому, по-прежнему не удостоив его взглядом.

— Ты один или с женой?

— Один. Душно как… Посещать сейчас концерты… Любительское это дело!

Оживленные праздничные лица вокруг слишком противоречили такому замечанию, но Румянцев, не посчитавшись с этим, тут же перешел от предпосылки к выводу.

— Мне думается, — сказал он, — поехать сейчас ужинать куда-нибудь, на крышу «Праги» например, много разумнее, чем слушать музыку… А?.. Наташа!.. И вы, товарищ студент… Как ваше мнение?

Наташа засмеялась, ответила, что это дело вкуса и привычек, а «товарищ студент» молча, но с выражением презрительного участия к людям, способным хотя бы в шутку делать подобные кощунственные сопоставления, пожал плечами.

— Ну, Наташа, решай! — сказал Румянцев.

Она снова взяла Толю под руку и прижалась к нему, подчеркивая тем самым, что выбор свой делает без малейшего колебания.