Молодые дикари - [64]

— А кто второй?

— Бэтман.

— И затем ты?

— Да, да. Я больше не хочу отвечать ни на какие вопросы. Я не хочу...

— Сколько раз ты ударил его ножом?

— Четыре, четыре.

— Почему?

— Я сказал вам. Он...

— Почему, Дэнни?

— Я не знаю!

— Ты знал, что это была гармошка, так ведь? Ты знал?

— Нет!

— Ты знал! Ты знал! Скажи мне правду, Дэнни!

Рандольф вскочил со своего стула.

— Одну минутку! Одну...

— Скажи мне правду! Ты знал, что это была губная гармошка. Ты видел ее!

— Да, да, я знал! — закричал Дэнни. — Довольны? — Я знал.

— Тогда, почему ты наносил ему удары ножом?

— Я... Я...

— Почему? Почему, Дэнни? Почему?

— Д-д-другие. Потому, что другие... другие...

— Другие наносили ему удары ножами?

— Да. Да.

— И поэтому ты сделал то же самое?

— Да. Я ударил его ножом четыре раза. Я ударил его ножом!

— Ты не ударил его ножом! — закричал Хэнк. Ты врешь!

— Что? — растерялся Дэнни. — Что?

И затем, прежде чем кто-нибудь полностью осознал, что случилось, прежде чем прошел шок от брошенных Хэнком слов, он быстро повернулся к своему столу, схватил голубую папку и швырнул ее на стол клерка.

— Я хочу, чтобы это было приобщено к делу как вещественное доказательство, — быстро сказал он. — Это заключение из полицейской лаборатории города Нью-Йорка по поводу оружия, использованного в убийстве Морреза. В заключении говорится, что на лезвиях только двух ножей были следы крови. Лезвие третьего ножа было чистым. Только на рукоятке этого ножа были следы крови. — Он снова быстро повернулся к Дэнни. — Это был нож, который ты признал своим, Дэнни! Ты повернул нож вперед рукояткой, не так ли? Ты только делал вид, что наносишь Моррезу удары ножом. Ты наносил ему удары рукояткой ножа.

— Нет, нет, я резал его!

— Не ври, Дэнни! Какого черта ты боишься?

— К порядку! К порядку!

— Я резал его! Я резал его!

— Ты врешь!

— Я... Я... Я...

И вдруг Дэнни Ди Пэйс весь обмяк. Полностью сдавшись, он тяжело откинулся на спинку кресла, и, непрерывно качая головой, начал тихо всхлипывать, как скулящее животное.

— Ты наносил ему удары ножом? — спросил Хэнк. Он говорил почти шепотом.

— Я никогда в своей жизни никого не ударил ножом, — сквозь слезы пробормотал Дэнни. — Никогда, никогда, никогда. Я никогда никому не причинил вреда. Никогда, о, Иисус, никогда, никогда.

— Успокойся, Дэнни, — мягко сказал Хэнк.

— Но я... Я не хотел, чтобы они думали, что я боюсь. Как я мог позволить, чтобы они поняли, что я боюсь? Как я мог это сделать!

Репортеры во главе с Майком Бартоном уже ринулись к задней двери зала суда. Мэри Ди Пэйс, сидевшая рядом со своим мужем в первых рядах, вскочила на ноги и сделала невольное движение по направлению к сыну.

— К порядку! — призвал Самалсон. — Суд удаляется на перерыв до двух часов дня. Окружной прокурор и адвокаты защиты, будьте любезны, немедленно пройти ко мне в кабинет.

Он поднялся.

«Всем встать!» — выкрикнул клерк. И в то время, как Самалсон выходил, зал суда вдруг превратился в стремительный водоворот движущихся фигур и громких голосов.

На свидетельском кресле тихо рыдал Дэнни Ди Пэйс. Хэнк вытащил из бокового кармана пиджака носовой платок и сказал: «Возьми, сынок. Вытри глаза. Все кончилось».

— Я не должен был плакать, — сказал Дэнни, пытаясь сдержать рыдания. — Плачут только трусы.

— Мужчины тоже плачут, — ответил Хэнк и был благодарен, когда Дэнни взял его носовой платок.

Когда Хэнк пробирался к жене и дочери, его все время останавливали — Мэри с мужем, адвокаты защиты, репортеры, которые сделали срочные телефонные сообщения и затем поспешно вернулись в зал суда. Наконец, ему удалось подойти к жене и дочери. Он притянул их к себе. Кэрин быстро поцеловала его и посмотрела ему в лицо сияющими глазами.

— Ты был великолепен, — сказала она.

— Папа, папа! — воскликнула Дженни и сжала его руку.

— Я должен пойти к Абе, — сказал он. — Вы подождете меня? Мы вместе пообедаем.

— Хэнк, будут неприятности?

— Возможно. Я могу потерять работу, Кэрин.

— Есть и другая работа, — ответила она.

— Да. Есть и другая работа. — Он помолчал. — Кэрин, я боялся до смерти. Это было заметно? Ты не видела, как у меня дрожали колени?

— Нет, дорогой. Ты выглядел очень смелым... ты выглядел великолепно.

— Я боялся. Но больше не боюсь. — Он вдруг засмеялся. — Проклятье, я умираю с голоду.

— Поторопись, — напомнила Кэрин. — Не заставляй Абе ждать.

— Да. — Он помешкал, беря ее за руку. — Кэрин, не волнуйся. Все будет хорошо.

— Я не волнуюсь, — ответила она.

Прекрасно. Послушайте, подождите меня, ладно? Я скоро вернусь. — Он снова помолчал. — Я люблю вас обеих. Очень.

Он повернулся и направился к отделанной деревянными панелями двери, находившейся слева от судейского стола. На мгновение солнечные лучи осветили его спину и дотронулись до высоко поднятой головы. У двери он немного помедлил, а затем уверенно открыл ее и вышел из зала суда.