Молодожены - [23]
Сказано не в бровь, а в глаз. Жиль явно понял намек. «Допер», как сказала бы его жена.
– Ты на меня не в обиде?
– Конечно, нет! Но не станешь же ты возражать, ты был предельно неопытен в этих делах. Я тоже, впрочем. Подумать только, какой я была тогда дурочкой! Несмотря на весь свой темперамент. Но насчет Жан-Марка и Жанины можешь не беспокоиться, он, я уверена, примет все меры.
– Выходит, ты думаешь, что Жанина и он…
Жиль покраснел, у него заплетается язык.
– Я вовсе не утверждаю, что он с ней спит.
– К счастью.
– Я не уверена, что к счастью. Не гляди на меня такими глазами! А если и спит – тоже не катастрофа.
Жиль кладет на стол нож и вилку, словно это предположение отбило у него аппетит.
– Ты считаешь? Ну, знаешь, я…
– Не волнуйся. Если бы что было, я бы угадала. Прочла по их глазам. Да, я думаю, Жан-Марк и сам бы мне сказал.
– Он посвящает тебя в такого рода дела?
– Он всем хвалится каждой своей новой победой. И мне, в частности.
– Вот негодяй! Он об этом тебе рассказывает? Тебе?
– А что такого?
– Ну, не знаю. Говорить о таком с сестрой. Признайся, это все же…
– Ты отстал, Жиль. Странно, но в таких вопросах ты полон предрассудков. Особенно если речь идет о твоей сестре.
– Жанина – настоящая девушка.
– Ты хочешь сказать, что я не была настоящей девушкой?
– Нет, прости: я хочу сказать, что и ты была настоящей девушкой… Но признайся, все же есть разница…
– Во всяком случае, если она спит с Жан-Марком и это доставляет им обоим удовольствие, я не вижу, почему бы им от этого отказываться!
– Жанине всего шестнадцать лет.
– Ну и что? В шестнадцать лет девчонка уже созрела для половой жизни. Но когда дело касается Жанины, ты не в силах рассуждать нормально.
– Хорошо, я согласен, пусть у нее будет любовник, если это сделает ее счастливей и если ты настаиваешь на том, чтобы я рассуждал нормально. Но только не Жан-Марк.
– Не знаю, право, почему ты так ненавидишь моего брата.
Это сказано сдержанным тоном, с натянутой улыбкой.
– Я его вовсе не ненавижу, – горячо говорит Жиль. – Но мысль, что Жанина и он… Нет, сама видишь, эта мысль мне невыносима. От нее мурашки бегут по спине. Я бы предпочел, чтобы она выбрала любого другого, только не его. Пусть даже водопроводчика, если это молодой, располагающий, симпатичный парень. Я ничего не имею против твоего брата. Но ведь бывают вот такие несовместимости, тут уж ничего не попишешь. Это сильнее меня.
– А если бы они поженились?
– Нет, ни в коем случае!
– Крик сердца!.. А знаешь, Жан-Марк будет, возможно, совсем неплохой партией. У него удивительное коммерческое чутье.
– Я вовсе не мечтаю о том, чтобы Жанина вышла замуж за человека с удивительным коммерческим чутьем, – говорит Жиль уныло.
Вероника опускает глаза. Ее улыбочка скорее похожа на усмешку.
– Я знаю, что ты об этом не мечтаешь. Но, может, следовало бы спросить и саму Жанину, каково ее мнение.
– Я ее знаю. Она тоже об этом не мечтает. Даже если…
– Что если? Продолжай.
– Даже если ты будешь давать ей соответствующие советы, не уверен, что она их послушается.
Вероника подымает глаза и мерит его жестким взглядом.
– Какие советы? О чем ты говоришь?
Ее голос слегка дрожит. Но отступать теперь уже поздно. Ссора так ссора. Жиль улыбается (от нервности? Или чтобы смягчить смысл своих слов?).
– Помнишь, прошлым летом, в Бретани, ты ей как-то сказала, что, если ее товарищ, сын депутата, богат, ей следует им заняться. Это твои слова: «Если у него есть башли, займись им».
Она хмурит брови, стараясь вспомнить.
– Я ей так сказала? Что ж, вполне возможно. Наверное, я шутила. А что она ответила?
– Ничего, – говорит он холодно. – Она покраснела.
– Краснеть тут не с чего, – говорит Вероника с вызовом; они в упор смотрят друг на друга без всякой нежности.
– Возможно, что и не с чего. Но она все же покраснела.
Вероника отворачивается. Молчание. Она вздыхает.
– Ну и память же у тебя! Помнить такие вот мелочи, какие-то случайные, ничего не значащие фразы!
– Видимо, эта фраза что-то для меня значила.
Она снова кидает на него жесткий, внимательный взгляд.
– Почему? Ты увидел в моих словах намек на то, что у тебя самого нет башлей, не так ли?
Настал черед Жиля опустить глаза.
– В твоих словах много чего можно было увидеть…
– Я сказала эту фразу, не придавая ей особого значения, – говорит она вдруг устало. – Сказала просто так, ничего не имея в виду. Если искать скрытый смысл в каждом слове…
– Бывают «неконтролируемые аллюзии» (он произносит слова отрывисто, словно иронически, чтобы снять по возможности серьезность обвинения). По Фрейду, все полно значения. Ничего нельзя сказать просто так.
– К чертовой матери Фрейда! Лучше помоги-ка мне.
Они убирают посуду со стола, уносят все на кухню. Она крошечная, вместе они там едва помещаются. Раковина, газовая плита и шкафчики для посуды и кастрюль занимают почти всю ее площадь. Вероника готовит салат, а Жиль моет тарелки в напряженном молчании – каждый из них пытается угадать тайный ход мысли другого. Они были только что на грани ссоры, им едва удалось ее избежать. Даже не глядя на жену (он все же видит ее краем глаза), Жиль знает, что она сейчас прервет молчание, наверняка скажет что-нибудь приятное, шутливое, чтобы сгладить дурное впечатление от последних реплик.
Ha I–IV стр. обложки рисунок Н. ГРИШИНА.На II стр. обложки рисунок Ю. МАКАРОВА к повести Владимира ВОЗОВИКОВА «Река не может молчать».На III стр. обложки рисунок В. КОЛТУНОВА к рассказу Роберта ШЕКЛИ «Руками не трогать!».
В сборник вошли три повести известного современного французского писателя «Парадный этаж», «Метаморфоза» и «Сады Запада».Писатель показывает распад буржуазной семьи, лживость и фальшь «либеральной» буржуазии, напуганной ростом революционного движения, говорит об одной из самых болезненных язв капиталистического общества — терроризме и о несостоятельности попыток уйти от действительности, спрятаться от жизни.
В романе «Мыслящий тростник» писатель сосредоточивает свое внимание, как и внимание читателя, лишь на вопросах духовной жизни окружающего его общества. Поэтому он выбирает центральным персонажем своей книги Марсиаля Англада — человека обеспеченного, не имеющего основания быть недовольным обществом по материальным соображениям, в отличие от многих других его соотечественников.Подчеркнутая социологичность книги, а порой и прямое, публицистическое изложение материала не мешают роману Кюртиса быть увлекательным, интересным чтением, и если нет в «Мыслящем тростнике» сюжета в его традиционном понимании, то эту роль выполняет напряженное, взволнованное и внутренне крепко сцементированное повествование о духовных перипетиях и исканиях Марсиаля Англада — живые сатирические сценки современного быта Франции, острые и остроумные диалоги, умело построенные внутренние монологи, отмеченные тонкой авторской иронией.Книга Кюртиса — умное и талантливое свидетельство невозможности духовной жизни в бездуховном обществе, глубокого идейного кризиса капиталистического мира.
Повести французских писателей 1960-х годов. Повесть «Вещи» Жоржа Перека рассказывает о людях и обществе шестидесятых годов, о французах середины нашего века, даже тогда, когда касаются вечных проблем бытия. Художник-реалист Перек говорит о несовместимости собственнического общества, точнее, его современной модификации — потребительского общества — и подлинной человечности, поражаемой и деформируемой в самых глубоких, самых интимных своих проявлениях. Жан-Луи Кюртис — один из самых читаемых во Франции популярных писателей.
«Полтораста лет тому назад, когда в России тяжелый труд самобытного дела заменялся легким и веселым трудом подражания, тогда и литература возникла у нас на тех же условиях, то есть на покорном перенесении на русскую почву, без вопроса и критики, иностранной литературной деятельности. Подражать легко, но для самостоятельного духа тяжело отказаться от самостоятельности и осудить себя на эту легкость, тяжело обречь все свои силы и таланты на наиболее удачное перенимание чужой наружности, чужих нравов и обычаев…».
«Новый замечательный роман г. Писемского не есть собственно, как знают теперь, вероятно, все русские читатели, история тысячи душ одной небольшой части нашего православного мира, столь хорошо известного автору, а история ложного исправителя нравов и гражданских злоупотреблений наших, поддельного государственного человека, г. Калиновича. Автор превосходных рассказов из народной и провинциальной нашей жизни покинул на время обычную почву своей деятельности, перенесся в круг высшего петербургского чиновничества, и с своим неизменным талантом воспроизведения лиц, крупных оригинальных характеров и явлений жизни попробовал кисть на сложном психическом анализе, на изображении тех искусственных, темных и противоположных элементов, из которых требованиями времени и обстоятельств вызываются люди, подобные Калиновичу…».
«Ему не было еще тридцати лет, когда он убедился, что нет человека, который понимал бы его. Несмотря на богатство, накопленное тремя трудовыми поколениями, несмотря на его просвещенный и правоверный вкус во всем, что касалось книг, переплетов, ковров, мечей, бронзы, лакированных вещей, картин, гравюр, статуй, лошадей, оранжерей, общественное мнение его страны интересовалось вопросом, почему он не ходит ежедневно в контору, как его отец…».
«Некогда жил в Индии один владелец кофейных плантаций, которому понадобилось расчистить землю в лесу для разведения кофейных деревьев. Он срубил все деревья, сжёг все поросли, но остались пни. Динамит дорог, а выжигать огнём долго. Счастливой срединой в деле корчевания является царь животных – слон. Он или вырывает пень клыками – если они есть у него, – или вытаскивает его с помощью верёвок. Поэтому плантатор стал нанимать слонов и поодиночке, и по двое, и по трое и принялся за дело…».
Григорий Петрович Данилевский (1829-1890) известен, главным образом, своими историческими романами «Мирович», «Княжна Тараканова». Но его перу принадлежит и множество очерков, описывающих быт его родной Харьковской губернии. Среди них отдельное место занимают «Четыре времени года украинской охоты», где от лица охотника-любителя рассказывается о природе, быте и народных верованиях Украины середины XIX века, о охотничьих приемах и уловках, о повадках дичи и народных суевериях. Произведение написано ярким, живым языком, и будет полезно и приятно не только любителям охоты...
Творчество Уильяма Сарояна хорошо известно в нашей стране. Его произведения не раз издавались на русском языке.В историю современной американской литературы Уильям Сароян (1908–1981) вошел как выдающийся мастер рассказа, соединивший в своей неподражаемой манере традиции А. Чехова и Шервуда Андерсона. Сароян не просто любит людей, он учит своих героев видеть за разнообразными человеческими недостатками светлое и доброе начало.