Молодой Ясперс: рождение экзистенциализма из пены психиатрии - [53]

Когда она в понедельник, 29 апреля, утром снова была у своих хозяев, ей велели присматривать за детьми, но работа уже перестала вызывать у нее всякий интерес: однажды двухлетний мальчик упал, а она не позаботилась его поднять, оставила лежать — и была за это наказана. Некоторое время спустя она пришла в сад и сказала, что ребеночек лежит в колыбели и стонет, она совсем не знает, что у него болит, она ему ничего не сделала. Вскоре ребенок умер. Потрясенная горем мать велела ей отправляться восвояси — теперь она больше не нужна.

Ребенка похоронили, но подозрение несчастной матери в том, что в его смерти повинна нянька, все усиливалось. Было начато расследование, и преступница после долгих запирательств созналась.

22 мая она еще утверждала, что чисто случайно опрокинула колыбель — и подробно описывала, как произошла эта случайность. 30 мая, рыдая, она стала уверять, что теперь скажет правду: она думала, что ее отпустят, если она будет плохо обращаться с ребенком, и несколько раз бросила его на землю.

Наконец, она дала такие показания, которые, в основном, оставались в дальнейшем без изменений. В то утро у нее внезапно возникло острое желание уйти; она около десяти раз ударила ребенка кулаком по голове, в лицо, в область носа и рта, после чего вынула его из колыбели и дважды ударила затылком о землю. Поскольку ребенок обделался, она обмыла его и переодела в чистую рубашонку. Вскоре она еще раз ударила ребенка в лицо, стала зажимать ему рот, а потом сдавливала ему ребра, тряся его в колыбели. Она неоднократно заявляла, что намеревалась убить ребенка, так как это казалось ей самым надежным способом избавиться от работы в людях.

Пребывая в тюрьме, она высказывала все больше жалоб на своих хозяев, на их дурное обращение с ней, что противоречило ее прежним собственным показаниям, а также показаниям самих хозяев. Она снова и снова выражала тоску по родительскому дому. Когда конвоир отводил ее в тюрьму, она предприняла неудачную попытку сбежать от него. Она попросила дать ей книгу псалмов и декламировала стихи оттуда судьям, чтобы они отпустили ее на свободу. Свое преступление она видела в том, что била ребенка. Она рыдала, но явно больше от неприятностей, причиняемых пре — быванием под арестом, чем от раскаяния. Когда ей поставили в вину великое злодеяние, она, плача, заявила, что признает свою вину и поклялась никогда больше не сходить с праведного пути, умоляя простить ей грех.

Юристам, которые вели следствие, она показалась еще совсем ребенком — девочкой с неплохими душевными задатками. Она давала быстрые и точные ответы на вопросы, продемонстрировала хороший и быстрый ум. Как только речь заходила о ее злодеянии, она принималась плакать, но до настоящего раскаяния, кажется, дело так и не дошло.

О ее характере отец сказал, что она порой проявляла строптивость, но никогда не лгала, всегда жила в мире со своей младшей сестрой, а в свободное время, оставаясь наедине с собой, была вполне жизнерадостной. Мать называет ее добродушной и правдивой, считая, что она была старательна и послушна. То же подтвердили другие.

Ее учитель показал, что она проявила мало прилежания, внимания и сообразительности, причиной чему является ее неважный слух. Она всегда была тихой, необщительной, ладила со своими одноклассницами, но во время молитвы была невнимательна. Неправды она никогда не говорила. Отличаясь хрупким здоровьем, она с детских лет часто имела проблемы с желудком. Пять лет назад у нее было гнойное воспаление уха, которое и стало причиной тугоухости; следствием его являются продолжающиеся выделения из уха. Проведенная экспертиза исключила врожденное слабоумие. Обвиняемую признали невменяемой на момент преступления вследствие сильной тоски по дому на фоне соматической болезни и детской стадии развития, о приговоре, который вынес суд, не сообщается»[95].

Как видим, ничего нового нет. Все те же жуткие девочки с «хорошими душевными задатками». Ностальгия — без внешних проявлений. Описание телесных недугов — без всякой связи с чем‑либо: они не могут быть причиной убийства либо причиной ностальгии. Никакой психиатрии.

Таковы же и истории болезней поджигательниц, почерпнутые диссертантом К. Ясперсом из литературы. Достаточно одной, чтобы получить представление обо всех.

«Рихтер, 1884. О юных поджигателях. Юлиане Вильгельмине Кребс было 14 лет. Из семи братьев и сестер в ее семье одна сестра была хромой, один брат глухонемым и полностью парализованным. Перед тем, как родить ее, мать была так сильно напугана собакой, что даже на некоторое время слегла. С раннего детства девочка была маленькой, слабой, страдала золотухой. Лицо вытянутое, бледное, низ живота вздут, язык обложен. До 8 лет Enuresis nosturna. С детства была склонна к болезням, часто страдала головной болью, в особенности после физических усилий. Шейные железы часто были увеличенными, часто страдала острой болью и шумом в ушах, были выделения из ушей. В школе часто замечали, что она становилась раздражительной, кровь у нее приливала к голове. Часто не могла посещать школу из‑за головной боли. На момент совершения преступления ее физическое развитие находилось еще на детской стадии: срамные и подмышечные волосы отсутствовали, грудные железы не развиты, менструаций нет.