Молодой лес - [38]

К тому же и с датой было не все в порядке. Хорошо было бы поставить сегодняшнее число. Сегодняшняя дата придала бы письму истинную ценность.

Все предыдущие дни с самого начала наступления были как бы подготовкой. Сегодня вся гора окуталась дымом. Ее покрыли могилы, покропила людская кровь. Переживет Витуна этот день, ее имя останется в памяти на долгие времена. Сегодня с ней венчаются тысячи ее сыновей, которым судьба определила этот день как день рождения, жизни или смерти.

Все, что непреодолимо мучило меня до сих пор, постепенно отходит, уступая место более тяжелым мучениям. Мысли о Весне все реже приходят в голову. Передо мной вся Витуна, опоясанная обручами смерти. Обстановка требует настоящего слова и дела. Ошибусь, и тысячи людей заплатят жизнью за мою ошибку.

Много тяжелых дней было в моей жизни, но этот самый страшный. Если бы существовал день искупления и прощения партизанских грехов, таких, как мой и Весны, то сегодняшний был именно таким. И как бы в доказательство того, что и в такие часы не забываю о Весне, не могу примириться с мыслью, что мое письмо не обозначено сегодняшней датой. Завтрашний или послезавтрашний день, убежден, не будет таким роковым, как нынешний. Сражение достигло решающей фазы.

Кольцо окружения сужалось, стягивая нас в адский котел. Ночь должна вынести решение: пробиться нам или навсегда остаться здесь.

«Продержаться до ночи. Ни шагу назад!» — таков был мой единственный приказ. Я поглядываю на солнце все чаще, но оно не движется, словно застыло на месте. Мысль о прорыве отодвинула все остальное. Все будто выветрилось из памяти. Забыл я и о Весне. Впервые за сегодняшний день. С каких только пор я этого желаю!

Здесь, внизу, недалеко от нас с комиссаром, завязалась жестокая схватка. Разорванная партизанская цепь во главе с командиром части показалась из леса. Командир бежал прямо на меня. Я выскочил из укрытия и преградил ему путь.

Он вытянулся, словно собираясь рапортовать, но прежде чем успел произнести хоть слово, я ударил его наотмашь. Он тряхнул головой и взглянул на меня.

— Ну как, пришел в себя? — спросил я.

— Заслужил этого…

— Это еще не все. Решим после прорыва. А сейчас назад, в атаку! — крикнул я, одновременно давая знак стоящему в резерве батальону двигаться вперед.

— В атаку! — закричал командир. — За мной!

Цепь повернулась и бросилась за ним в лес. Комиссар бежал справа от меня.

Так неожиданно прорыв окружения начался до наступления ночи.

X

Как давно я не поднимался сюда, на Белый Верх, где застал меня конец сражения. Враги изуродовали его, срезав вершину тяжелым снарядом. Земля была взрыта, снег на склонах горы смешался с грязью. Белый Верх стал ниже ростом. Смотрю на него, и меня охватывает грусть. За что его так наказали: ведь на нем за время наступления не было ни одной живой души. Он обезглавлен. Теперь вместо белой, гордой вершины зияет глубокая воронка, словно вершина перевернулась и голова ее потонула в туловище.

Я спустился в воронку и погрузился по колено в пыль. Пороховой дым и смрад окружили меня. Над головой виднелось только грязное небо. Если бы бойцы могли правильно понять меня! Я собрал бы сотню людей, чтобы засыпать эту яму и соорудить новую вершину в память старой. А может, эта яма послужит могилой для убитых, которые лежат вокруг и ждут погребения? Тогда над ними вершина поднялась бы в своей прежней красе, как заслуженный памятник погибшим. Дождь омоет ее, и она снова станет белой.

Если бы Весна увидела Белый Верх сейчас! А увидит ли она его когда-нибудь?

Сегодня Белый Верх привлек меня не для того, чтобы любоваться красотой долины. Да и красоты этой нет больше. Долина чернеет кладбищами сожженных сел. Вместо дома Сильного торчит закопченный остов высоких стен. Он возвышается над скелетами низких обгорелых домишек. Вот во что превратился красавец дом. Даже враг не пощадил его, а мы, когда он был в расположении противника, щадили. Чернота поглотила тысячи красок. Огонь любит все превращать в черноту.

Сегодня я на Белом Верхе — так буду называть его всегда, даже если он останется черным, — чтобы встретиться с Глухим. С тех пор как мы виделись последний раз, о нем ни слуху ни духу. Он знает мою слабость к Белому Верху и, может, догадается, если остался жив, где найти меня. Если каким-то чудом Глухой появится, для меня это будет огромным счастьем, радостью, какой я давно не переживал. Только тогда и я смогу присоединиться к общему веселью народа, прославляющего победу.

Такого праздника Витуна еще не знала. В этот день эхом в горах отзывается только песня, прославляя победу людей и гор. Витуна успокоилась, стала кроткой, отдыхает, лечит свои раны, а раны ее велики. Я чувствую их, как чувствовал свою рану.

Таков первый день победы. Противник уходит, небо отдыхает от самолетов, воздух очищается от порохового дыма. На истерзанных склонах танцуют «коло». Танцуют даже возле самого Белого Верха. Завтра праздник кончится, завтрашний день может стать днем печали и скорби. То, что сегодня нельзя увидеть под свежим впечатлением минувшей опасности, завтра отчетливо встанет перед глазами людей. Завтра пересчитают убитых, завтра на всех весах измерят победу и ее цену. Дорогой ценой досталась эта победа. Но для меня это завтра уже наступило. Если бы я мог знать, живы ли те двое: Весна и Глухой! Пока я не знаю этого, не могу разделить общую радость, не могу войти в круг хоровода. А вдруг оба мертвы?!