Молодость - [26]

Он встал и подошел к подоконнику, где лежали вещи, еще не уложенные в коробки. Старушка тоже подошла, присмотрелась и из-за его плеча увидела много военных фотографий. Красивая девушка в военной форме улыбалась, грустила, стояла на фоне знамени.

– Это ваша супруга?

Старик не двигался и не отвечал. Она стала ближе.

– Вы здесь сколько прожили?

– С сорок восьмого года.

Заглянула ему в лицо.

– Ну… Ну… Успокойтесь.

Усадила на диван, вытерла слезы и прижала к сердцу.

3

Они не знали, что она умная. Ну девочка, ну истерит – понятно. Думали, в ней нет ничего, кроме горя и слез, но не знали, что горе и слезы – сами по себе, а она – сама по себе.

Всю субботу ее никто не мог найти: ездили в квартиру родителей, к дедушке, но и там, и там двери были заперты. Тогда позвонили в «детскую комнату», и снова пришла та женщина, которую несколько дней назад вызывали пугать Лику. Женщина поговорила с тетей Лизой и с Олей. Оля призналась, что Лика в пятницу вечером ушла на «какой-то день рожденья к кому-то из школы». Быстро выяснили: кто, где и что праздновал. Утром в понедельник испуганного Алешу Химкевича вызвали к директору и спросили, была ли Лика у него в тот вечер. Алеша с трудом понял, о какой девочке идет речь, и конечно же не узнал ее по фотографии.

– У нас все взрослые были, а этой лет двенадцать.

– Вы алкоголь пили?

– Ну немножко, но мы же сами пили, а не наливали малолеткам… Да я понимаю, что пропала, но мы такой вообще не знаем, хоть кого спросите.

Стали спрашивать. Из разных классов, с разных этажей школы, по одному, по двое, по трое вызывали к директору. Никто не узнавал Лику, и милиционерша уже решила, что мог быть какой-то другой день рожденья или девочка до него просто не дошла, а может, вовсе обманула: отправилась куда-то еще. Вдруг Паша Антипов из 10 «Б» посмотрел на фото, покраснел и выговорил:

– Правда, пропала?

Он сказал, что Лика была на дне рождения, но убежала.

– Ты с ней дружишь? Что она говорила? Вещи у нее были с собой?

Паша был напряжен, молчал, словно чего-то боялся.

– Она очень переживала из-за дедушки.

А утром в театре получили письмо на имя директора и Елены. Оно было отправлено еще в субботу: «Уехала к родителям, в Индию». Письмо сразу отдали в милицию, а милиция стала посылать депеши во все железнодорожные, авиа и прочие департаменты, чтобы ловили двенадцатилетнюю девочку такого-то роста и такой-то внешности. Позвонили родителям, те чуть не умерли. Но после того как не умерли, сказали, что будут ждать и «ловить» ее здесь, на месте: вдруг и вправду доберется.

Просто никто не подумал о том, что она умная. А она сделала то, во что максимально легко могло поверить максимальное количество людей. И начиная со вторника, уже никому не приходило в голову ходить к дедушке домой.

4

Пустырями, куда не выходило никаких окон, можно было идти быстро. Дальше, по переулку – опять медленно с палочкой. Самым странным в новой жизни оказалось то, что такой вот короткий отрезок до остановки нужно идти десять минут.

В трамвае какой-то парень сразу вскочил и уступил место. Анна Петровна села, поджала ножки под сиденье, уставилась в окно. Ехали медленно, останавливаясь по поводу и без повода. Город расцветал, обрастал листьями и пылью. Она сошла на «летчика Гастелло» и так же медленно направилась дальше.

Дверь открыла пожилая женщина.

– Вы Анна Петровна?

– Да.

– Он вас ждал.

Из комнаты выглянул пожилой мужчина в чистой, выглаженной рубашке, застегнутой на все пуговицы и заправленной в треники. Треники, не заканчиваясь, врастали в тапки.

– Здравствуйте, – сказал он, – я думал, опять Николай выдумал что-то. А вы очень даже существуете! Не вымысел! Ну, стало быть, не зря ждали. Мы – Степановы, соседи. Я – Степанов Александр Петрович.

– А меня Нина Григорьевна зовут, – сказала женщина, – он просил вас дождаться.

5

Она прошла по больничному двору, потом по коридору и вспомнила каждую пылинку на дорожках, каждый скол на кафельном полу. Снова запах обеда, как волшебный клубок, побежал перед ней и привел в главный стационарный корпус.

Зайдя на шестой этаж, стала искать койку Старика. Другие больные загораживали обзор, их вереница тянулась от раздаточной к столам, кому-то нянечки несли обед в палаты. Но даже когда все рассосались, Старика в коридоре видно не было. С радостью она обнаружила его в светлой палате, на хорошей койке, прямо у окна.

Он расцвел, как ребенок, приподнялся и сел. Анна Петровна прижала его к себе, стала гладить по голове и шептать так, чтобы не услышали другие:

– Все хорошо, Николай Николаевич, не нужно вам волноваться.

– Я думал, придете вы или нет, – он тоже старался шептать, но у него получалось чересчур громко, и от этого она гладила его по волосам еще нежнее.

– Ну как я могла не прийти! Только узнала, что вы здесь, сразу пришла.

– А я вот… Загремел сюда… Терпеть не могу госпитали.

– Потому что не надо было одному ходить на кладбище.

– Ну… Бывает.

– Вы же говорили: у внуков машина есть.

– Я просто захотел. И просто пошел. Вообще – нужно больше ходить.

– Хотите, мы потом с вами вместе сходим?

Старик задумался, и она поняла, что это ужасно глупо: предлагать сходить на могилу к его жене.