Молодинская битва. Риск - [155]
С радостной и грустной вестью послали воеводы гонцов к князю Михаилу Воротынскому, сами же, отойдя поглубже в лес, двинулись по своей исколоти в тайные зажитья близ гуляй-города. Остался только князь Федор Шереметев со своими ратниками. Теперь его задача облегчилась: пленить обоз, если Девлет-Гирей оставит его на левом берегу.
Девлет-Гирей взбешен. Приказал переломить хребет тысяцкому и всем сотникам и бросить их умирать — пусть увидит как можно большее число нукеров, как карают нерадивых. Потеря пушкарей и большей части пороха хана сильно расстроила и даже лишила решительности. Он готов был отдать приказ возвращаться домой, чтобы, еще серьезнее подготовившись, идти снова на Москву через год или два, но Дивей-мурза успокоил его, вернув прежнюю уверенность:
— Деревянную крепость гяуров твои нукеры, великий хан, возьмут без осадных орудий, а сравняв ее с землей, мы получим и порох, и пушки.
— Но у нас нет больше пушкарей! Как я скажу об этой потере султану?!
— Вам ли, мой повелитель, когда вы станете царем Золотой Орды, давать отчет султану, владеющему лишь Турцией? Он станет вашим данником. А пушкарей можно обучить, отобрав для этого нужное число нукеров. Иметь своих пушкарей для вас, мой повелитель, даже лучше.
— Но остались ли те, кто может учить?
— Да, мой повелитель. Несколько турок.
— Пусть будет так.
— Еще один мой совет, мой мудрый хан, нужно поспешить со взятием гуляй-города. Я получил сведения, что через два-три дня в крепость на колесах подойдут два полка. Они не полные, но все же. Они стояли на переправах через Нару. А подойдут по Калужской дороге. Главный воевода гяуров думал, что вы, мудрый хан, пойдете через Наро-Фоминск и Боровск, и поставил там два полка. Он просчитался, и этим нельзя не воспользоваться.
Не ожидая, пока переправится все ваше войско, пошлите, великий хан, да продлит Аллах годы вашего могущества, два тумена на гуляй, повелев им спешить.
— Ногаи переправились?
— Да, мой повелитель.
— Пусть Теребердей-мурза берет два тумена и сам ведет их на крепость гяуров. Пусть докажет, что он умелый воин, а не привыкший отступать с позором, как отступил первый раз. Мы же обождем, пока Теребердей не приведет к нам заарканенного главного воеводу гяуров и воевод его полков.
— Стоит, мой повелитель, подойти поближе к крепости гяуров. Князь Воротынский — хитрая лиса. Он может ударить ногайцам в спину. Тогда вступим в сечу и мы. Разгром гяуров неминуем.
— Принимаю твой совет.
У князя Михаила Воротынского действительно зрела такая мысль: затормозив крымцев с помощью стрельцов, только ослабишь стремительность удара, но одной обороной не решить исхода сечи, если же ударить крымцев с тыла, когда они втянутся в бой, вот тогда их ждет полный разгром. Поразмыслив, однако, наотрез отказался от подобной затеи.
«Нельзя раскрывать свои намерения прежде свемной сечи. Ни за что нельзя».
Князь прекрасно понимал, что Дивей-мурза поспешит с ударом, особенно если он поверил перебежчику, посланному Двужилом. Значит, есть всего один день для подготовки достойной встречи, поэтому князь решил немедленно собрать совет, позвав на него и Фаренсбаха с Черкашениным. Пора и их вводить в курс дела. Пока, правда, не полностью, главное пусть и для них останется неожиданным до поры до времени. Наемники не очень надежны, они могут в любой момент изменить. Среди казаков тоже есть весьма алчные, которые пойдут на измену ради денег.
Небыльные подозрения. Если в казаках еще можно было сомневаться, то в наемниках ни в коем случае.
Фаренсбах служил России честно, со всем рвением отрабатывал свое жалование. Столь же честны были и рядовые наемники. Воротынский в общем-то знал об этом, но все же соломку подстилал загодя, предвидя возможное падение. Но Фаренсбах преподнес ему добрый урок. Он, выслушав вместе со всеми приглашенными главным воеводой его план, не стал дожидаться просьбы высказывать свое мнение, сразу же спросил с недоверием:
— Ты, князь, собираешься пожертвовать стрельцами? А разве без них мы сможем стоять против крымцев даже в гуляй-городе? Крымцев же — тучи.
— У тебя, Фаренсбах, есть иное слово?
— Не совсем иное. Я не против выдвижения вперед самопальщиков и арбалетчиков.[252] Это — хорошая мысль. Готов выделить до сотни арбалетчиков, если ты, князь, сочтешь нужным, но я против того, чтобы им стоять голыми. Нужно укрыть их за щитами. Если мало щитов, повалить деревья. Их вон сколько вокруг. Сделать, как вы говорите, засеки.
— Низкий поклон тебе, воевода. Не додумался я до такой простой вещи, и никто мне до тебя не подсказал. Принимаю с благодарностью. Стрельцы встретят татар залпами, укрываясь сами за китаями. Без большой задержки отступят в лес, оттуда продолжая разить наступающих.
— Ловко! — восхищенно воскликнул Никифор Двужил. — Крымцам придется еще китаи растаскивать да вновь строиться для нападения. До гуляй-города они прытко не подбегут, вот тут мы их — в упор.
— Славословить не свершивши — пустомельство, — осадил князь любимого воеводу, удивившись столь необычному восторгу отличавшегося малословием мудреца. — Тебе, Никифор, взять под свое око постановку гуляев у Рожай. Выделенных полками стрельцов я вдохновлю сам. Если успеем, молебен отслужим. И еще. Ертоулу придется помочь ратниками. Ездовым обоза гуляй-города — топоры и пилы в руки.
Со времен царствования Ивана Грозного защищали рубежи России семьи Богусловских и Левонтьевых, но Октябрьская революция сделала представителей старых пограничных родов врагами. Братья Богусловские продолжают выполнять свой долг, невзирая на то, кто руководит страной: Михаил служит в Москве, Иннокентий бьется с басмачами в Туркестане. Левонтьевы же выбирают иной путь: Дмитрий стремится попасть к атаману Семенову, а Андрей возглавляет казачью банду, терроризирующую Семиречье… Роман признанного мастера отечественной остросюжетной прозы.
Второй том посвящен сложной службе пограничников послевоенного времени вплоть до событий в Таджикистане и на Северном Кавказе.
Самая короткая ночь июня 1941-го изломала жизнь старшего лейтенанта Андрея Барканова и его коллег-пограничников. Смертельно опасные схватки с фашистскими ордами, окружающими советских бойцов со всех сторон, гибель боевых друзей… И ещё – постоянно грызущая тревога о жене и детях, оставшихся в небольшом латвийском посёлке, давно уже захваченном гитлеровцами… А ветерану Великой Отечественной Илье Петровичу опасности грозят и в мирной жизни. Казалось бы, выхода нет, но на помощь бывшему фронтовому разведчику приходят те, ради кого он был готов отдать жизнь в грозные военные годы.
Тяжела служба на Дальнем Севере, где климат может измениться в любую минуту, а опасность поджидает за каждым углом. А тут ещё летят над приграничной зоной загадочные шары-разведчики… Но капитан Полосухин, старший лейтенант Боканов, капитан третьего ранга Конохов и их боевые друзья делают всё, чтобы исполнить присягу на верность Отечеству, данную ими однажды.
Известный историк Н.М. Карамзин оставил потомкам такое свидетельство: «Знатный род князей Воротынских, потомков святого Михаила Черниговского, уже давно пресекся в России, имя князя Михаила Воротынского сделалось достоянием и славою нашей истории».Роман Геннадия Ананьева воскрешает имя достойного человека, князя, народного героя.
Великая Октябрьская социалистическая революция и гражданская война нашли свое отражение в новом романе Геннадия Ананьева, полковника, члена Союза писателей СССР. В центре внимания автора — судьбы двух семей потомственных пограничников. Перед читателем проходит целая вереница колоритных характеров и конфликтных ситуаций.Книга рассчитана на массового читателя.
«Заслон» — это роман о борьбе трудящихся Амурской области за установление Советской власти на Дальнем Востоке, о борьбе с интервентами и белогвардейцами. Перед читателем пройдут сочно написанные картины жизни офицерства и генералов, вышвырнутых революцией за кордон, и полная подвигов героическая жизнь первых комсомольцев области, отдавших жизнь за Советы.
Жестокой и кровавой была борьба за Советскую власть, за новую жизнь в Адыгее. Враги революции пытались в своих целях использовать национальные, родовые, бытовые и религиозные особенности адыгейского народа, но им это не удалось. Борьба, которую Нух, Ильяс, Умар и другие адыгейцы ведут за лучшую долю для своего народа, завершается победой благодаря честной и бескорыстной помощи русских. В книге ярко показана дружба бывшего комиссара Максима Перегудова и рядового буденновца адыгейца Ильяса Теучежа.
Автобиографические записки Джеймса Пайка (1834–1837) — одни из самых интересных и читаемых из всего мемуарного наследия участников и очевидцев гражданской войны 1861–1865 гг. в США. Благодаря автору мемуаров — техасскому рейнджеру, разведчику и солдату, которому самые выдающиеся генералы Севера доверяли и секретные миссии, мы имеем прекрасную возможность лучше понять и природу этой войны, а самое главное — характер живших тогда людей.
В 1959 году группа туристов отправилась из Свердловска в поход по горам Северного Урала. Их маршрут труден и не изведан. Решив заночевать на горе 1079, туристы попадают в условия, которые прекращают их последний поход. Поиски долгие и трудные. Находки в горах озадачат всех. Гору не случайно здесь прозвали «Гора Мертвецов». Очень много загадок. Но так ли всё необъяснимо? Автор создаёт документальную реконструкцию гибели туристов, предлагая читателю самому стать участником поисков.
Мемуары де Латюда — незаменимый источник любопытнейших сведений о тюремном быте XVIII столетия. Если, повествуя о своей молодости, де Латюд кое-что утаивал, а кое-что приукрашивал, стараясь выставить себя перед читателями в возможно более выгодном свете, то в рассказе о своих переживаниях в тюрьме он безусловно правдив и искренен, и факты, на которые он указывает, подтверждаются многочисленными документальными данными. В том грозном обвинительном акте, который беспристрастная история составила против французской монархии, запискам де Латюда принадлежит, по праву, далеко не последнее место.