Молодая кровь - [160]
Она глядела на него и улыбалась с деланной скромностью.
— О чем задумался, Джесси Джеймс?
— Ни о чем, миссис Оукли.
— Пари, что я догадываюсь!
Он не спускал с нее глаз, недоумевая, почему это все белые женщины в Соединенных Штатах думают, что каждый негр только и мечтает о том, как бы залезть к ним в постель и тискать их белые телеса. Хмель слегка кружил ему голову. Роб встал, поглядел на нее и чуть было не крикнул: «Ах ты, белая шлюха, лгунья проклятая! Ну тебя к чертям собачьим, не нужна ты мне вовсе!» Но вместо этого он пробормотал:
— Я вернусь, когда соберутся гости.
И, не дав ей возразить, он распахнул дверь и выскочил в коридор. Но далеко уйти он не успел, потому что тут же был замечен рослым, красивым мистером Оукли, направлявшимся к себе в номер с какими-то людьми.
— Не ты ли нам сегодня прислуживаешь, малый? — спросил он.
— Да, сэр, — ответил Янгблад. — Я тот человек, которого вы требовали.
— Так куда же ты уходишь?
— Мне надо спуститься на минутку вниз.
— Некогда сейчас спускаться! Ступай назад! — приказал белый.
Янгблад вернулся в номер вместе с мистером Оукли и его гостями, и сразу же началась попойка. Роб разнес бокалы, наполненные виски с содовой; все принялись весело болтать, потом завели патефон, тут прибыли еще гости — мужчины и женщины, и все опять выпили.
— Эй, малый! Куда этот малый запропастился?
Роб был в буфетной, но притворился, что не слышит. К нему подошел мистер Оукли.
— Разве ты не слышал, малый, что я тебя зову?
— Нет, сэр.
— Как тебя зовут?
— Янгблад.
— Где закуска, Янгблад? Ведь на столе ничего нет!
— Все готово. Я должен сходить на кухню.
— Никуда не ходи! Позвони по телефону, чтобы принесли, и побыстрее накрывай!
Официант принес закуски и помог Робу расставить их на столе. Все жадно набросились на еду и питье, и пошло у них веселье, и смех, и разговоры, и непристойные выкрики под рев патефона.
Убедившись, что никто не следит за ним, Роб глотнул в буфетной виски и закусил чем-то, а потом вернулся в гостиную и, став спиной к окну, принялся наблюдать, как веселятся белые господа, словно писатель, собирающий материал для будущей книги.
— Эй, а про бокс мы и забыли! — воскликнул кто-то.
— Черт с ним, с боксом! — крикнул другой. — Давайте лучше веселиться. Тебе что, драки захотелось? Дерись со мной, ну!
Это был круглый, толстый человечек. Когда он смеялся, все его тело содрогалось.
— Пари, что победит черномазый! — закричала какая-то женщина.
— Ну нет, Костелли распнет черномазого!
Роб исподтишка, стараясь не показывать виду, наблюдал за ними, словно эти тупые невежды собрались ему на потеху. Он вспомнил, как однажды Ричард сказал доктору Райли, что неизвестно еще, кто дикари — негры или белые. А ведь эти люди считаются лучше негров, неизмеримо выше их, и даже многие его соплеменники верят этому. Так вот каковы важные, богатые крэкеры! Роб удалился в буфетную.
— Янгблад, эй, Янгблад, ступай сюда, — позвал его мистер Оукли. — Включи-ка чертово радио, настрой на бокс. Уже одиннадцатый час.
Роб включил радиоприемник. Матч уже начался.
— Знаешь, малый, ты похож на Джо Луиса, — сказал Робу один из гостей.
— Определенно! — подтвердила его соседка. — Точь-в-точь! Он вылитый Джо Луис!
Роб снова стал у окна. Хоть немного помолчали бы! Дали бы ему послушать репортаж, если самим неинтересно!
— Внимание, любители спорта, внимание! Начинается третий раунд! В предыдущих двух раундах Костелли проявил себя очень хорошо. Он поспевает буквально всюду, несмотря на свою полноту. Луис наносит короткий удар левой. Костелли отвечает левым и правым, еще раз левым…
Гости старались перекричать радио:
— Бей его, Костелли! Аи да мальчик! Я знал, что ты сумеешь!
— А я все же ставлю на черномазого! Кто со мной держит пари?
— Идет середина четвертого раунда. Леди и джентльмены, кроме болельщиков Костелли, никто не ожидал, что это продлится так долго, но Костелли силен как бык, а Луис напуган, потому что Костелли бьет его левым и правым в живот, снова правым в челюсть; теперь он теснит коричневого бомбардира к канатам. Луис выглядит усталым, очень усталым.
За окном слышались восторженные крики на Оглеторп-стрит, где стояла толпа белых перед репродуктором на стене «Морнинг телеграм». Но Роб нисколько не опасался, что Джо Луис будет побежден. Просто он дает болельщикам побольше сильных ощущений за их деньги. Роб за него спокоен: Джо побьет этого белого Костелли, побьет, побьет в свое время.
В номере мистера Оукли становилось все шумнее, и, глядя на гостей и хозяев и прислушиваясь к ним, Янгблад думал: «Какие странные люди — словно свалились с другой планеты!» А может быть, и он сам кажется им пришельцем с другой планеты — ведь вот он знает их характеры и повадки, а они о нем не знают ничего решительно. Роб заметил, что одна дама в синем платье нетвердыми шагами направляется к нему. Он весь насторожился, а она подошла и прямо навалилась на него. Грива черных волос упала ей на глаза.
— Я за Джо Луиса! Я за Джо Луиса! — залепетала она, — А ты ужасно похож на него. Ну копия! Ты…
Маленький тщедушный человечек подошел к ней и потянул ее назад к своим.
«В Верхней Швабии еще до сего дня стоят стены замка Гогенцоллернов, который некогда был самым величественным в стране. Он поднимается на круглой крутой горе, и с его отвесной высоты широко и далеко видна страна. Но так же далеко и даже еще много дальше, чем можно видеть отовсюду в стране этот замок, сделался страшен смелый род Цоллернов, и имена их знали и чтили во всех немецких землях. Много веков тому назад, когда, я думаю, порох еще не был изобретен, на этой твердыне жил один Цоллерн, который по своей натуре был очень странным человеком…».
«Полтораста лет тому назад, когда в России тяжелый труд самобытного дела заменялся легким и веселым трудом подражания, тогда и литература возникла у нас на тех же условиях, то есть на покорном перенесении на русскую почву, без вопроса и критики, иностранной литературной деятельности. Подражать легко, но для самостоятельного духа тяжело отказаться от самостоятельности и осудить себя на эту легкость, тяжело обречь все свои силы и таланты на наиболее удачное перенимание чужой наружности, чужих нравов и обычаев…».
«Новый замечательный роман г. Писемского не есть собственно, как знают теперь, вероятно, все русские читатели, история тысячи душ одной небольшой части нашего православного мира, столь хорошо известного автору, а история ложного исправителя нравов и гражданских злоупотреблений наших, поддельного государственного человека, г. Калиновича. Автор превосходных рассказов из народной и провинциальной нашей жизни покинул на время обычную почву своей деятельности, перенесся в круг высшего петербургского чиновничества, и с своим неизменным талантом воспроизведения лиц, крупных оригинальных характеров и явлений жизни попробовал кисть на сложном психическом анализе, на изображении тех искусственных, темных и противоположных элементов, из которых требованиями времени и обстоятельств вызываются люди, подобные Калиновичу…».
«Некогда жил в Индии один владелец кофейных плантаций, которому понадобилось расчистить землю в лесу для разведения кофейных деревьев. Он срубил все деревья, сжёг все поросли, но остались пни. Динамит дорог, а выжигать огнём долго. Счастливой срединой в деле корчевания является царь животных – слон. Он или вырывает пень клыками – если они есть у него, – или вытаскивает его с помощью верёвок. Поэтому плантатор стал нанимать слонов и поодиночке, и по двое, и по трое и принялся за дело…».
Григорий Петрович Данилевский (1829-1890) известен, главным образом, своими историческими романами «Мирович», «Княжна Тараканова». Но его перу принадлежит и множество очерков, описывающих быт его родной Харьковской губернии. Среди них отдельное место занимают «Четыре времени года украинской охоты», где от лица охотника-любителя рассказывается о природе, быте и народных верованиях Украины середины XIX века, о охотничьих приемах и уловках, о повадках дичи и народных суевериях. Произведение написано ярким, живым языком, и будет полезно и приятно не только любителям охоты...
Творчество Уильяма Сарояна хорошо известно в нашей стране. Его произведения не раз издавались на русском языке.В историю современной американской литературы Уильям Сароян (1908–1981) вошел как выдающийся мастер рассказа, соединивший в своей неподражаемой манере традиции А. Чехова и Шервуда Андерсона. Сароян не просто любит людей, он учит своих героев видеть за разнообразными человеческими недостатками светлое и доброе начало.