Молодая и покорная - [18]

— Это не просто головная боль, — сказал он Лиаму.

— У нее хронические мигрени. В течение многих лет я таскал ее по разным врачам и каждый из них говорил, что эти боли связаны с гормонами. У нее всегда так бывает в начале цикла. Когда начинается приступ, тебе нужно заставить ее бросить все, что она делала до этого, дать ей лекарство и уложить в постель. Те таблетки, что я принес, обладают эффектом снотворного. От них она вырубится как минимум часов на десять, проследи за тем, чтобы ее сон проходил в тихой обстановке и с зашторенными окнами. Только так ей станет легче.

Рейн устало вздохнула.

— Макен, ты даже не даешь мне шанса объясниться.

С мольбой во взгляде, она повернулась к Лиаму.

— Мы можем поговорить об этом наедине?

Это выражение на ее лице, больно кольнуло Хаммера, ведь у него до сих пор еще были свежи воспоминания о том, как она использовала на нем этот прием, когда просила прощения или ждала одобрения.

— Нет, мы будем говорить при нем, Рейн. Он знает о тебе гораздо больше, чем, как я подозреваю, ты сама позволишь мне узнать. Поэтому нет смысла разговаривать наедине, я прав?

— Тогда… просто выслушай меня. Я чувствовала себя нормально до того, как начала носить еду, я думала, что успею закончить сервировать ужин прежде, чем боль станет невыносимой. Но мне резко стало хуже. Я не хотела объявлять об этом во всеуслышание и задерживать трапезу.

Она бросила быстрый взгляд на Хаммера.

— А ты прекрати представлять все таким образом, словно я специально скрывала от Лиама эту информацию.

Она снова вернула внимание своему Господину.

— Мне жаль, если для Вас это выглядело так, будто я пыталась что-то утаить. У меня и в мыслях такого не было, клянусь.

Выражая скептицизм, Лиам приподнял бровь.

— Миленькая речь, но я все еще не верю в то, что ты сделала бы это по собственной воле, если бы Хаммер не оставил тебе выхода. Я вообще сомневаюсь, что ты когда-нибудь позволишь мне увидеть настоящую себя.

Его ледяной тон отдавал холодной яростью, которой раньше Хаммер у него не слышал.

Рейн уставилась на него в изумлении, на ее лице явно читались страх и глубокая печаль.

— Это не правда.

Лиам вздохнул.

— Каждое утро я просыпаюсь с мыслью "в какое же дерьмо я наступлю сегодня?", ведь ты как всегда, то забудешь предупредить меня о чем-нибудь, то просто напросто решишь, что мне не нужно этого знать. Как ты думаешь, я должен заботиться о тебе, если ты элементарно не хочешь делиться? А я, между прочим, люблю тебя. Сильно.

От этих слов у Хаммера едва не подогнулись колени. Ведь весь прошедший месяц, он как последний идиот, только и делал, что воображал, как Лиам, притащив с собой Рейн, вломится к нему в кабинет и откажется от нее, аргументировав свое решение тем, что она слишком упряма и подозрительна. Но услышав, как Лиам открыто говорил о любви, которую он испытывал к ней, и, зная при этом, что Рейн думала, что она нуждалась в нем… Хаммер опасался, что в ближайшем будущем, этот день точно не наступит.

— Ты говорила, что заботишься обо мне, и что хочешь моего господства, — продолжил Лиам.

— Ты все еще не доверяешь мне достаточно, чтобы обсуждать со мной свое здоровье. Это нарушение Кодекса под номером 101, саба, и ты прекрасно знаешь это. Я в крайней степени разочарован, Рейн.

Лиам отвернулся, и на ее глаза навернулись слезы.

— Хаммер, спасибо, что сообщил мне о проблемах моей сабы. Я сам постараюсь решить их, и с этого момента, прошу тебя больше не лезть не в свое дело.

Хаммер рассердился.

Лиам просил его отвалить? Хрен он этого дождется! Особенно, когда дело касается Рейн, которая находится в таком плачевном состоянии, что, кажется, она скоро задохнется в своих стенах, которыми сама же себя и окружила. Ему необходимо сделать шаг вперед, а не отступать назад.

Внезапно, с трудом сглотнув, Рейн быстро заморгала и покачнулась на ногах. Хаммер сделал резкий вдох. Черт, он знал эти симптомы…

Окинув быстрым взглядом беспорядок на обеденном столе, он бросился к нему и схватил пустую миску, в которой до этого лежала зеленая фасоль. Пока он бежал к ней обратно, Рейн, схватившись за живот обеими руками, упала на колени и вскрикнула.

— Лиам, — закричал Хаммер, пытаясь просунуть ей под лицо миску.

— Ее сейчас стошнит.

Щурясь от света, проникающего через открытые окна, Рейн отодвинула миску в сторону. Ее лицо исказилось от боли.

— Я в порядке.

— Не пори чушь! — прорычал Хаммер, после чего обратился к Лиаму.

— Она слишком долго терпела. Очень скоро ей станет совсем плохо.

Лицо Лиама прочертило беспокойство, когда он поднял Рейн на руки и вышел с ней из комнаты. Схватив со стола ее таблетки, Хаммер протиснулся мимо Лиама, чтобы на всякий случай держать миску поблизости от ее лица.

— Неси ее в ванную, — крикнул он, когда Лиам распахнул ногой дверь в их комнату.

Рейн вздрогнула и отвернулась от него.

— Убери эту миску подальше. От нее воняет зеленой фасолью.

Хаммер не сдвинулся с места.

Оказавшись в ванной, Лиам осторожно поставил Рейн на ноги. Стоило Рейн ощутить под собой твердую поверхность, как она тут же вытолкнула мужчину из помещения, и хлопнув дверью, задвинула щеколду.

От шока Хаммер даже приоткрыл рот, у него буквально чесались ладони от желания как следует встряхнуть Лиама и потребовать у него, чтобы тот вышиб дверь и разрушил гребаные стены, которыми отгородилась Рейн, как в прямом, так и в переносном смысле.