Молли имеет право - [64]

— Это должно быть в газетах. Вечером или, может, завтра.

Мы нервно переглянулись.

— Ты ведь не жалеешь, правда? — спросила я.

Норе, похоже, наконец удалось собраться с духом.

— Нет, — твёрдо сказала она. — Ни за что. Это лучшее из всего, что мы когда-либо сделали.

И, услышав это, я вдруг поняла, что Нора права. Мы ведь всю свою жизнь делали совершенно обычные вещи: ходили в школу, читали книги, играли, лазали по деревьям, заводили врагов (Грейс), подруг (Стелла), терпели надоедливых старших братьев (сама знаешь кто). Но ничто из того, что мы делали раньше, не было столь важным: важнее нас самих, важнее всех, кого мы знали. А выступать за права всех женщин (не только за то, какой мы хотим видеть свою жизнь, когда вырастем, но и за остальных женщин тоже) куда важнее, чем за наши собственные. И пусть мы всего лишь накалякали что-то на почтовом ящике, а это, по большому счёту, не слишком-то много, но, увидев этот почтовый ящик, люди узнают, что есть на свете те, для кого получение женщинами права голоса имеет очень большое значение. То, что мы сделали, было вовсе не таким смелым и серьёзным, как акция миссис Шихи-Скеффингтон и остальных. Но для нас это был огромный шаг, и я ужасно обрадовалась, что мы всё-таки его сделали. И если бы пришлось, заявила бы об этом даже в полиции.

Я не стала долго засиживаться у Норы (мы надеялись, что её папа принесёт вечернюю газету, но он в тот день работал допоздна), договорившись встретиться с ней завтра с утра.

— К тому времени мы уже точно узнаем, что про исходит. Даже если мне придётся сбегать и разориться на газету.

— А деньги-то у тебя есть? — спросила Нора. — Ты совершенно не умеешь экономить.

— В копилке ещё два шиллинга шесть пенсов! — возмущённо воскликнула я.

Тогда Нора попросила прощения за то, что во мне сомневалась, и сказала, что тоже постарается купить газету.

Но, дойдя домой, я уже места себе не находила от беспокойства. Мама даже снова поинтересовалась, здорова ли я.

— Всё в порядке, просто перезанималась.

— Неужели? — удивилась мама, едва сдерживая совершенно неуместный смех. — Что ж, надеюсь, эти старания отразятся на экзаменационных оценках.

Когда она вышла из комнаты, я спросила Филлис, нет ли у неё каких-нибудь известий об арестованных, но она ничего не знала: никто из её подруг к нам не заходил, а вечернюю газету папа почему-то не принёс.

— Не думаю, что до завтра мы узнаем что-нибудь новое, — заключила она. — Я сказала маме, что хочу вечером сходить к Кэтлин, но она велела мне остаться дома и помочь ей перебрать старые простыни. А я не хотела бы сейчас с ней ссориться, поскольку на следующей неделе, похоже, и без того дел будет невпроворот.

Так что нам оставалось только дожидаться утра. Даже очередная глава приключений Питера Фицджеральда, пускай и насыщенная пугающе драматичными событиями (в ней главарь воровской банды преследовал Питера через всю Аравийскую пустыню), не смогла отвлечь меня от тяжёлых мыслей. За бравшись в постель, я целую вечность не могла уснуть, а когда наконец провалилась в сон, ещё долго мучилась кошмарами о том, как меня, по уши перемазанную в краске, преследуют полисмены.

Так что наутро я чувствовала себя совершенно измотанной, словно и вправду целую ночь удирала от погони. А спустившись к завтраку, обнаружила, что Филлис тоже не спалось. Однако, покончив с едой и уже собираясь выйти из столовой, она бросила на меня весьма многозначительный взгляд, и я поднялась вслед за ней в комнату. На кровати лежала свежая газета.

— Шестая страница, — бросила Филлис.

Схватив газету, я суетливо зашуршала страницами (вот же оно, прямо под статьёй о расследовании гибели «Титаника»!) и принялась читать вслух:

— «Вчера в полицейском суде Северного Дублина Хильде Уэбб, Мод Ллойд, Марджори Хеслер и Кэтлин Хьюстон были предъявлены обвинения в том, что между пятью и шестью часами утра в рамках акции в поддержку суфражистского движения они разбили окна в зданиях таможни, почтамта и местного управления торгового флота…» Мне казалось, ты упоминала, что миссис Шихи-Скеффингтон тоже арестована?

— Она в другом суде. Читай дальше.

Я опустила глаза — и правда:

— «В Южном суде Маргарет Палмер, Джейн Мёрфи, Ханне Шихи-Скеффингтон и Маргарет Мёр фи были предъявлены обвинения в том, что они в рамках той же акции разбили окна в зданиях Земельной комиссии и военных казармах на Шип-стрит. Все они были отпущены под залог». И что это значит? — спросила я.

— Это значит, что пока они свободны. Их отпустили до суда.

Я снова пробежала глазами отчёт.

— Здесь сказано, что их обвиняют только в том, что они били окна.

— Ну да, разумеется. Они ведь ничего больше и не делали. В смысле, противозаконного.

Меня накрыла волна облегчения: значит, в порче почтовых ящиков никого не обвинили и наши с Норой действия не вовлекли дам в ещё большие неприятности.

— А теперь мне и правда нужно повидаться с Кэтлин, — сказала Филлис. — Не может же мама снова заставить меня помогать по дому!

Она ушла, а я, вздохнув, отправилась в столовую, собираясь посидеть над латынью, но едва успела прочесть одну строфу из «Последней ночи в Риме»