Молли имеет право - [37]

Возле пианино стоял Фрэнк: судя по всему, он переворачивал маме ноты, — а Гарри (как обычно) развалился в самом удобном кресле. Только тут я осознала, что вспотела и пропылилась, что чулки сползли к лодыжкам и те уже напоминают слоновьи ноги, что волосы от жары растрепались даже больше обычного, и вовсе не так, как у всех этих миловидных актрис на открытках. И от того, что Гарри при виде нас мерзко хихикнул: «Только взгляните на себя! Вы что, бегали наперегонки?» — лучше, разумеется, не стало. Как и от маминых слов: «Молли! Ты чем это занималась? Ну-ка иди умойся», — словно мне пять лет. Но я знала, что, если начну с ней спорить, буду выглядеть совсем по-детски, поэтому пришлось идти наверх оттирать лицо и руки. К счастью, от холодной воды кожа слегка побледнела, но всё ещё лоснилась, а волосы даже после того, как я несколько раз продрала их гребешком, по-прежнему выглядели совершенно растрёпанными. Впрочем, при такой влажности и духоте ничего с ними не поделаешь, но можно хотя бы сменить чулки, чтобы не показаться неряхой. Всё это отняло так много времени, что, когда я в относительно презентабельном виде вернулась в гостиную, Фрэнк уже надевал пиджак.

— Прекрасная музыка, миссис Карберри, — как раз вежливо говорил он. — И спасибо за чай.

— Мы всегда тебе рады, Фрэнк. Спасибо, что пере ворачивал для меня ноты, — ласково отвечала мама. Держу пари, она бы очень хотела, чтобы её собственный отвратительный сын вырос хотя бы вполовину таким же вежливым и дружелюбным, как Фрэнк. И наверняка сначала попросила помочь Гарри, но тот отказался.

— Давай, Ньюджент. Жду тебя на улице, — бросил мой брат, выскакивая в холл. Фрэнк последовал было за ним, но, увидев меня, задержался и сказал:

— Простите, что я ухожу, едва только вы появились, — и, очень мило улыбнувшись, присоединился к Гарри. Что, впрочем, не помешало мне почувствовать горячую волну смущения. Потом мама начала расспрашивать меня, о чём мы говорили за чаем в гостях у Норы, и мне пришлось срочно что-то изобретать, так что времени на раздумья о Фрэнке и моём раскрасневшемся лице попросту не осталось.

Всё это случилось несколько дней назад, и с тех пор мы с Норой думали, что бы нам такого сделать и как помочь движению, но придумать не могли. В самом деле, не можем же мы продавать на улицах журналы, как Филлис и Мейбл, выходить с плакатами или выступать на митингах: мы ещё слишком молоды. Но ведь нужно не только это! Я уже подумывала, не привязать ли себя к перилам, однако быстро поняла, что верёвки в таких случаях бессмысленны. Интересно, как это делали женщины в Англии? Пользовались цепями, вроде тех, какими стягивают створки ворот? А вокруг какой части тела захлёстывали? В общем, я не удержалась и спросила Филлис.

— Кое-кто надевал кожаные пояса с приклёпанными к ним цепями, — объяснила она. — Такие делают только на заказ.

М-да, этот номер не пройдёт. А жаль. Но должно же быть что-то, что мы можем сделать сами! Оставалось только придумать, что именно.

И всё-таки мы вышли на улицы! Да, мы наконец-то отыскали себе занятие: пошли писать мелом на тротуарах. Как говорят английские суфражетки: «Не словом, а делом». И правда, после всех этих бесконечных разговоров нам просто необходимо было заняться каким-то делом (кстати, а как у вас говорят: «заниматься делом» или «делать дело»? Впрочем, полагаю, сейчас уже не важно). К тому же нашёлся веский повод: как я уже говорила, в эту субботу будет большой митинг, а со слов Филлис и Мейбл мы знали, что на него нужно собрать как можно больше людей. Причём митинг не бесплатный (за вход берут шиллинг и шесть пенсов), так что объявлений понадобится много: в отличие от тех митингов, что проходят под открытым небом, случайными прохожими тут не обойдёшься. А значит, у нас с Норой есть прекрасная возможность постоять за правое дело (точнее, встать ради него на колени).

Это решение мы приняли вчера в школе. Вернее, нам помогла Стелла: мы и ей рассказали о митинге.

— И что, вы туда собираетесь? — поинтересовалась она.

— Если сможем, — ответила я. — Денег как раз хватает на билет.

— У меня тоже, — добавила Нора. — А возможность увидеть всех этих ораторов и по-настоящему почувствовать себя… ну, знаешь, частью движения — она определённо стоит шиллинга и шести пенсов.

Похоже, Стеллу мы не убедили, но из вежливости она решила ничего не говорить.

— Проблема только в том, чтобы заставить Филлис взять нас с собой. А ты её знаешь: постоянна, как ртуть. Особенно после того, что мы устроили в субботу.

— Эх, выйти бы на сцену и рассказать о том, что мы чувствуем, — мечтательно вздохнула Нора. — Только представь: мы — молодые политики будущего!

— Хуже и быть не может, — ахнула Стелла. — Коленки трясутся от одной мысли о том, чтобы стоять перед столькими людьми.

— Что ж, важных выступлений там хватит и без нас. Я только надеюсь, что люди придут. Ужасно выступать перед полупустым залом — только время тратить.

— А как вообще узнаю́т о таких митингах? — поинтересовалась Стелла. — В смысле, есть какие-то афиши, объявления в газетах или что?

— Конечно, — ответила я. — Но есть и другие способы: например, плакаты. Помнишь тех женщин с картонками за спиной? А некоторые ещё расписывают всё в деталях мелом на тротуарах.